Первое правило диверсанта

Съев концентрат и немного хлеба, позволил себе сделать еще несколько глотков воды. Два полулитровых пакета, один из которых изрядно усох, небольшое подспорье. Особенно если я так и буду бродить кругами. Несколько дней на такой жаре протянуть, конечно, можно, а что дальше? Будет ли мой ангел-хранитель так же ко мне благосклонен? Надо бы подумать на досуге, кто он такой…

Мысли стали путаться. Я лег на бок, инстинктивно сжал рукой цевье несуществующего «калашникова», и моментально погрузился в сон.

Ночь прошла безмятежно. Во всяком случае, мне ничего не снилось, и я не просыпался. Это меня удивило еще больше, когда я обнаружил, что дверь павильона почти у самой притолоки была словно вскрыта гигантским консервным ножом. Наученный долгим опытом службы, я знал, что демаскированное убежище нужно покидать с максимальной поспешностью, снял с себя майку, сделал из нее узел, сложил в него свои нечаянно приобретенные припасы и приготовился выйти в надежде, что уже никогда не вернусь в этот дававший мне приют каземат. Немного повозившись с прутом (дверь слегка перекосило, и кусок арматуры застрял), я открыл дверь и вышел на улицу.

В целом сегодняшняя вылазка мало чем отличалась от вчерашней. Но появилась уверенность в будущем, и это вдохновляло. Однако, несмотря на то что шел я вчерашним маршрутом, мест я не узнавал. Это только неопытному новичку, да и то на первый взгляд, кажется, что пейзажи в заброшенной части города похожи друг на друга как однояйцевые близнецы. На самом деле различия есть и их много, нужно только уметь увидеть. И я видел, что вчера мой путь пролегал в другой местности.

Странно.

Я поглядел на длину и направление своей тени и определил время. Минут двадцать восьмого утра. По привычке сверился с часами, забыв, что они у меня последнее время совершенно точно не в себе. И еще одна странность. Часы показывали тридцать пять минут восьмого.

Ладно, будет время, подумаю об этом. Сейчас есть цель. Поиск припасов и дороги к обжитому сектору.

Около десяти я наскоро перекусил хлебом и выпил воды, отдохнул немного и двинулся дальше. Вскоре вид окрестностей стал приобретать менее диковатый вид. И через полчаса я вышел к почти не тронутому временем и стихией району.

Послышался отдаленный лай и скрежет тысячи когтей по остаткам асфальта. Я отбежал под защиту ближайшего здания и, моментально скрывшись под каменным навесом, затаился.

Переждал под сводом арки проходного двора достаточное время, чтобы опала пыль, поднятая собачьей стаей, перебежавшей дорогу в каких-нибудь сорока-пятидесяти метрах от меня. Неожиданная и неприятная встреча, и самое странное, что свора клыкастых тварей не обратила на меня никакого внимания, хотя, без сомнения, я был распознан за несколько кварталов от места рандеву. С другой стороны, что бы я мог противопоставить двум сотням слюнявых пастей — металлический прут и собственную отвагу? Сожрали бы вместе с арматуриной и отвагой, и со всем прочим заодно. Что же заставило собак игнорировать легкую добычу? Лучше не думать об этом. Я и не стал, постоял под аркой еще немного и пошел дальше.

Квартал, еще квартал. Люди редко заходят сюда, из опасений за свою жизнь, и ненапрасных. Здания вокруг становились все выше и выше.

Цель близка! Вот она, вот!

Стали появляться уже порядком забытые мысли, и я, впечатывая в поврежденную мостовую шаги, повторял их про себя под уверенную чеканную поступь.

— …егерю, при перемещении ценного груза, запрещается: есть, спать, справлять естественные надобности, не убедившись в том, что никто и ничто не угрожает грузу и жизни егеря. В противном случае он несет полную ответственность за груз и вверенную ему амуницию…

За груз и амуницию. Вот так-то!

И за жизнь свою тоже в ответе, но не перед собой. Помер брат-егерь на задании, а вместо почестей и наград светит ему гражданская казнь в виде лишения всех посмертных благ и публичное сжигание папки с личными данными на костре презрения. Как и не было тебя, и даже памяти не останется.

Стоп!

Понесло тебя Алексей не в ту степь.

Так, незаметно для себя, подобрался к искомой точке.

Я даже обомлел, насколько огромное, даже в полуразрушенном состоянии, здание из стекла и бетона предстало передо мной, закрывая собой полнеба. К слову сказать — стекла в нем оставалось не так уж и много. Все оно, в основной своей массе, давно покоилось у подножия, устилая подходы в радиусе с десяток метров. Другого и не стоило ожидать: пожары и сильные ветры, при поддержке коррозии давно сделали свое дело, заставив здание попрощаться с былым блеском, как люди рано или поздно прощаются со своей молодостью и искрой в глазах. Местами, на этом ковре возникали резкие всполохи света. Солнечные зайчики слепили глаза, заставляя щуриться, и для того чтобы хоть что-то рассмотреть впереди, приходилось прикрываться ладонью.

Добравшись до высокого крыльца, ступеней в двадцать — двадцать пять, я еще раз оглядел строение, высоко задрав голову.