Первое впечатление

Где-то он это видел. Где-то такие сюжеты заканчивались плохо, но не для таких как Алекс. Он старательно улыбается, пожимает плечами, трёт башку, стриженную почти под ноль, в растерянности. Мамаша говорила ему, что он красивый; говорили многие, но только Чикаго удалось его убедить. В Чикаго твердили об этом на каждом шагу и даже давали деньги – за фальшивые улыбки на фотографиях, за "покажи больше страсти", за "чёрт, с твоим лицом только рекламировать нахальную молодость". Потом амплуа сменяется, и теперь деньги Алекс может забрать сам, но первое впечатление обманчиво и вязко, как вязка слякоть у дома.

Первое впечатление – лучший его козырь.

Потому что первое впечатление об Алексе всегда лучше самого Алекса.

– Я промок до последней нитки и замёрз как собака, – подкидывает он до кучи, прогрызает себе путь сквозь мелькающее на лице девчонки сомнение. Аккуратно паркует грязный кроссовок у косяка, чтобы дверь чуть что не захлопнулась в тот же момент. – Мне бы только позвонить, вызвать помощь, чтоб не остаться ночевать в лесу. У матери день рождения, а я тут торчу. И букет ей купил, и подарок. Ездил по делам до знакомого, да чертова тачка…

– Да… Да, конечно, – неловко хватает девчонка слова из воздуха, – День рождения…

Срабатывают букеты, мать, что вертится в гробу уже второй десяток лет, или бездарная наивность девчонки – как знать. Но дверь наконец распахивается полностью, и Алекс ныряет в благодатное тепло с привкусом какао и сладковатым душком девственной непосредственности. Алекс умилен, восторжен и восхищён. Ещё никогда насильственное вторжение в чужую жизнь не напоминало сценарий мыльного сериала для малолеток; ещё никогда жертва не приглашала его внутрь в нелепых тапочках и со смущенной улыбкой.

– Есть дома взрослые? – Алекс глядит на девчонку пристально, пакует во взгляд всю напускную симпатию, расточает яд по комнате, – Или кажется, что ты уже вполне взрослая. Сколько тебе?

Эта игра азартная – мутные подкаты из рубрики «ставлю всё на красное»; и оказавшись внутри норы, можно уже насладиться процессом. Когда теперь кожу холодит лишь револьвер за ремнем джинс, по телу прокатывается лихорадочное возбуждение. Восторженное предвкушение, сконцентрированное на кончиках пальцев.

– Лет? Исполнилось восемнадцать, – она даже не задумывается, не улавливает подвоха в чужом лукавстве, но пропускает Алекса вперёд и осторожно отходит в сторону. – Хотите присесть? Я прибавлю обогреватель.

Алекс заваливается на пухлый клетчатый диван с ворсистым пледом и ещё раз перебирает девчонку взглядом. Она будто не замечает этого наглого взгляда – только отводит глаза и тонкими пальчиками подкручивает ручку обогревателя.

– А не предложишь что-нибудь… Чтобы согреться побыстрее? – гулко хмыкает он и трёт ладони.

Девчонка сначала теряется, не вполне понимает намёки, но потом встречает его вопрос скромной гостеприимной улыбкой. Будто действительно не догоняет, что впускать незнакомцев в дом под самую ночь – сомнительное гостеприимство.

– Есть какао.

Алекс давит ухмылку и отвешивает ей кивок. Приторно, сладко – самое то для такого вечера.

Он оглядывается, приценивается – есть ли в доступной близости ценности, что можно прихватить с собой и отдать на откуп своему жадному эго. Но дом выглядит до тошного простым и скромным – гостиная в дереве, соединенная с кухней и несколько дверей комнат. На кухне пустынно и всё, что стоит на столешнице – пачка какао. В гостиной ни телевизора, ни даже радио – лишь старые книги на полках, древний комод с резным узором и несколько коробок с каким-то хламом. Не густо.

Единственное примечательное в этой гостиной – чертова рождественская гирлянда, которая мелькает разными цветами над комодом.

Но Алекс старается не выдавать своего разочарования. В конце концов, он уже нашёл, чем Морелл расплатится за свой побег.

Он вновь обращает внимание к девчонке:

– Славный домик, давно вы тут живёте?

– Да… С детства.

Враньё.

Но Алекса едва ли интересуют её ответы – только то, как она смущается и теребит ткань несоразмерно большой сорочки.

– Чертова глушь, не место для симпатичной девчонки. Я Алекс, а ты – ангел, что меня спас? – сладко и обязательно с причмокиванием. Двойное дно пробито с порога, и падать ниже – сплошное удовольствие. Вызывайте эвакуатор для девчачьих сердец.

Алекс растягивает колючую ухмылку от одного края рта до другого. В Пенсильвании сегодня ожидаются осадки; по прогнозу снег, дождь и слёзы девственниц.

– Я Мэйв, – улыбка девчонки едва заметная – призрачный изгиб тонких губ, но Алексу достаточно и этого, чтобы зацепиться. Чтобы поверить в то, что за этой улыбкой его ожидает веселье.

– Я здесь только на каникулы, – спешно продолжает она.

Отец притащил её в этот лес, но не научил, что врать плохо.