Первомайка

На следующий день после штурма по приказанию майора-замполита каждый боец группы выкопал в склоне вала по одиночному окопу. Как объяснил замполит, так, на всякий случай. Не знаю, как он стал заместителем комбрига по воспитательной работе, но по повадкам в нем чувствовался старый и опытный вояка, немало повидавший и испытавший на своем веку. Мне, как разведчику, вся эта возня с окопами очень не нравилась. В бою, особенно в ближнем или ночном, каждый боец должен постоянно передвигаться. А если он будет стрелять из одного окопа, то его на третьей-четвертой очереди засекут и подстрелят. Тем не менее окопы мы вырыли, и каждый солдат знал, где его место в бою. Особенно хорошим получился окоп командира группы, то есть мой. В нем можно было удобно сесть и вести огонь, сильно не высовываясь. Рыл его солдат-калмык, который отличался деловитостью и сообразительностью. Хотя иногда он и пытался увильнуть от работы, но порученное дело всегда выполнял на совесть.

Поэтому такое важное поручение было дано именно ему.

Вот и сейчас, сидя в моем окопе, который располагался рядом с дневкой, и наблюдая за местностью, друг степей первым заметил появление «овчинного тулупа».

Так мы называли какого-то начальника, одетого постоянно в черный и длинный постовой тулуп с мехом вовнутрь. Он приходил со стороны разрушенного моста на доклад к начальнику разведки и, видимо, был старшим десантников. Каждый раз его появление вызывало жгучую зависть у солдат: в таком тулупе в самый сильный мороз можно было спать на снегу, без костра, завернувшись с головой. Иметь в группе такое добро было бы очень полезно, особенно если в засаде или в дозоре нужно было прождать долгую зимнюю ночь. Я даже пообещал тому солдату, который свистнет тулуп у его хозяина, отпустить его во внеочередной отпуск. Домой всем было охота съездить, но полковник-десантник, приходя к нашему начальству, никогда тулуп не снимал, и солдатам только оставалось наблюдать за «барашкой».

– Товарищ старшлейтнант, опять тулуп пришел, – доложил с поста солдат-калмык.

– А что он делает? У комбата сидит? – спросил я.

– Да нет. Стоит у зарослей с каким-то гражданским. С журналистом, наверное, каким-нибудь.

Я выпрямился у костра, размял затекшую спину и посмотрел в сторону кустов. На углу, где заканчивался кустарник, недалеко от вала, стоял полковник в тулупе, увлеченно что-то говорил и показывал руками то на нас, то на вторую группу, то на далеких горнопехотинцев, то на наш тыловой дозор у моста через реку, за которым был дом лесника. Рядом с ним стоял какой-то гражданский тип, одетый в голубые джинсы, короткую синюю болоньевую куртку и черную лыжную шапочку.

Журналист нервно переминался с ноги на ногу и крутил головой по сторонам.

«Змэрз, Маугли», – подумал я про газетчика, сел обратно к костру и приказал калмыку наблюдать за ними, а если пойдут в нашу сторону, предупредить меня.

– Холодно зимою маленькой макаке. Ноженьки замерзшие поджимает к сраке, – выдал привычную фразу из солдатского фольклора контрактник Бычков, тоже наблюдающий за незваными гостями. Я невольно засмеялся: сказанное сержантом со снайперской точностью подходило к наблюдаемой им картине с поджимающим высоко ноги человечком в гражданской одежде.

Засмеялся на фишке и солдат-калмык. Обычно Бычков говорил эту фразу про мерзнущих на посту разведчиков, и услышать уже знакомые слова в отношении гражданского типа было ему смешно и приятно.

– А ты-то чего ржешь? – со смехом спросил его сержант контрактной службы.

Наш дозорный понял, в чем дело, и отвернулся в сторону села, чтобы засмеяться еще громче. Но при этом он все-таки вытянул поджатые под себя ноги.

Журналистов я недолюбливал. Были на то веские основания. И если бы этот газетчик стал приближаться к нашей дневке, то его прогнали бы к чертовой матери. За нашей дневкой, в канаве, на ящиках лежало полтора десятка подготовленных на всякий случай одноразовых огнеметов и гранатометов, которые были доставлены вертолетом сегодня утром. И, как командиру, мне не хотелось, чтобы кто-то пялил глаза на нас и наше вооружение.

А если действовать в строгом соответствии с директивами командования по боевому применению разведчастей специального назначения Главного Разведывательного Управления Генерального Штаба Министерства обороны, то журналиста полагалось задержать и охранять в группе до окончания операции. Но иметь лишний рот и дополнительную головную боль мне не хотелось. И поэтому когда мне доложили, что полковник-десантник и журналист пошли в сторону нашего тылового дозора и деревянного моста, а затем повернули налево и ушли к десантникам, это меня только порадовало.

– Опять чей-то отпуск пропал, – сказал Бычков, спустившись с вала, откуда он в бинокль наблюдал за любопытной парой.

– Товарищ старший лейтенант, а если мы вдвоем тулуп добудем, то мы оба домой поедем? – поинтересовался перспективой желанного отпуска один из разведчиков.

– Да хоть втроем, но поедете по очереди, – сказал я.