Первоочередной

– Ничего подозрительного не заметил за собой, – ощущая неловкость, произнёс Долгорукий.

– Это ничего, это поддаётся тренировке, – утешил его Серетун. – А сейчас давай заберём корову, пока нам ещё могут её отдать.

[1] Бальтазар, приди к своему творению! (прим. авт.)

[2] Бальтазар, защити своего приспешника! (прим. авт.)

[3] Абонент не может ответить, повторите запрос позже. (прим. авт.)

Глава двадцать вторая

Глава двадцать вторая

По правде говоря, Ибн Заде не очень любил перья, когда они росли из него. Одно дело украшать ими своё одеяние, дабы в глазах люда простого выглядеть внушительно, и совсем другое – беспрестанная чесотка из-за выросших на неподготовленной поверхности косточек с пухом. То и дело хотелось поскрести под мышкой или вообще в паху, но руки были заняты делом, поэтому оставалось только безрадостно каркать, глядя на закатное солнце.

Визирь, выпорхнув из окна технического этажа, свернул в сторону заднего двора, чтобы, не привлекая особого внимания синтезированных из воздуха прихлебателей, усесться и наконец позвать своего непосредственного начальника.

Хорошо, что его не смогли остановить цепкие руки стражника-предателя. Всё-таки надо было развеять Двадцать Пять давным-давно. Никогда он не нравился Ибн Заде, а теперь стало понятно, с чего бы это. Интуицию не проведёшь.

Пролетев доброе расстояние от собственного замка, визирь спикировал на просторную лужайку, полную удивительных цветов всевозможных форм и размеров. Чего стоили одни камстриции, чьи бутоны постоянно меняли форму, становясь по очереди то камнем, то ножницами, то бумагой. Иногда складывалось ощущение, что они играют друг с другом по каким-то чудным правилам.

Если бы Ибн Заде немного понаблюдал за этими цветами, то изобрёл бы хороший мужской способ разрешения споров, а потом был бы осмеян толпой, потому что в Мире Эскапистов камень-ножницы-бумага была международной игрой.

Но визиря сюда привела отнюдь не любовь к природе.

Прочистив горло, самопровозглашённый управитель Пейтеромска опять воззвал к Бальтазару, уповая на милость владыки Царства Мёртвых.

Им нужно о стольком поговорить, стольким перемолоть косточки. И сейчас подвернулся момент как нельзя лучше.

– На связи, – наконец подал голос Бальтазар.

– Здравствуй, повелитель! – неожиданно густым голосом произнёс Ибн Заде.

– Кончай с этим пафосом, – осадил его начальник. – Чего хотел? А то у меня гости.

– Поговорить надо, – перешёл визирь на обычный тон.

– Это я понял, – устало вздохнул тёмный владыка. – А поконкретней?

– Кажется, автор сюда вернулся.

– И без тебя знаю, – фыркнул собеседник. – Прямо ко мне в Царство пожаловал.

– Он сейчас у тебя? – встрепенулся Ибн Заде.

– Нет, – признался после небольшой паузы Бальтазар. – Сбежал.

– Что прикажешь делать?

– Готовься к войне, – коротко приказал начальник и прервал связь.

– Ах вот ты чего удумал, – зарядил Дима кулаком по столу так, что клавиатура подскочила. – Я даже слова вставить не успел! Автор всё за меня написал. Наверное, видит, что книжка почти за две трети перевалила, и пора давать жару.

Резко встав из-за стола, писатель сделал несколько кругов по захламлённой комнате и вернулся к компьютеру с новыми силами.

– Хочешь войну? Будет тебе война, прохиндей!

И начал быстро перебирать пальцами по клавишам, потому что в голове возникла идея.

В Крепководске больше не шли дожди. Ну то есть иногда бывало, только не с завидным постоянством, как полгода назад. Исход богов Аминомикуса знаменовало исчезновение погодного феномена, и вечное лето во всём Мире Эскапистов превратилось в обыденную смену сезонов, подарив городу свободу.

Лужи на брусчатых дорогах пересохли, обратившись нескончаемой грязью, а чёрно-фиолетовые флаги потеряли былой блеск.

Шмаликус, как и обычно, сидел в своём просторном кабинете, разбирая утреннюю почту падишаха. Иногда ему попадались заурядные поздравления, приуроченные к случайным праздникам.

“С Новым годом, Бешбардак!”

Хотя какой новый год может быть в мире, где даже часы отказываются работать.

“С днём трудящихся, Бешбардак!”

Обычно такое письмо слали с намёком что пора бы устроить выходной. Не каждый выдерживал безостановочный трудовой график.

Но иногда попадались и вовсе поразительные строки, от которых даже у досточтимого Шмаликуса глаза лезли на лоб, несмотря на обширный опыт курения кальянов: