Майя и Мерседес устроились возле окна. Майя оказалась весьма открытой собеседницей, но не болтушкой. Она поведала Мерседес о своей восьмилетней карьере фотомодели, вскользь упомянув названия нескольких престижных журналов, в которых ей довелось работать, и об обложках, на которых были ее фото. Но она так же искренне интересовалась и всем тем, что ей рассказывала ее новая знакомая.
– Вы не замужем? – спросила она Мерседес, заметив, что у той на пальце не было обручального кольца.
– Разведена.
– А дети есть?
– Дочери уже шестнадцать лет. Она учится в школе-интернате в Калифорнии.
– Если бы мне было шестнадцать, я бы, наверное, возненавидела жизнь в школе-интернате.
– О, думаю, Иден вполне счастлива. Там у нее друзья. Раз в две недели она проводит уик-энды у своего отца в Санта-Барбаре, а на каникулы приезжает ко мне. Мы с ней много путешествуем. Прошлым летом, например, ездили в Италию. А осенью наняли яхту и три недели плавали вокруг островов Греции.
– Звучит потрясающе, – улыбнулась Майя. Однако Мерседес уловила в ее словах некий скрытый подтекст.
– Конечно, семья не должна так жить, – слегка пожав плечами, сказала она. – «Потрясающие» путешествия не могут заменить стабильности. Но у развода свои законы. А вы замужем?
– Нет. Честно говоря, не думаю, что когда-нибудь и буду.
– Вы так говорите, потому что еще слишком молоды.
– Мне уже двадцать семь.
– Надо же, а выглядите моложе.
– Благодарю вас. – Майя снова улыбнулась. – Должно быть, делают свое дело пыточные инструменты. – Она просто излучала здоровье. На ней был светло-голубой костюм фирмы «Шанель» с изящными золотыми пуговицами. И никаких украшений. Мерседес отметила про себя, что практически не знает ни одной женщины, которая не обвешивалась бы всякими побрякушками.
– Сегодня мне исполнилось пятьдесят лет, – сама не зная зачем, проговорила она.
Майя Дюран от неожиданности даже выронила вилку и нож.
– О! Это же чудесно!
– Вы так считаете? – сухо произнесла Мерседес.
– Давайте-ка закажем бутылочку шампанского, – предложила девушка.
– Пожалуй, не стоит.
– Но должны же вы как-то отметить такую дату, – заявила Майя, жестом подзывая официанта. – Это просто ваша обязанность.
– Я не хочу шампанского.
– Но я угощаю. Официант!
Мерседес положила вилку.
– Если бы я захотела отметить свой день рождения, – отчетливо выговаривая слова, ледяным тоном сказала она, – я бы сама была в состоянии решать, как это делать, когда и с кем.
Выражение благодушия исчезло с лица Майи без следа. Девушка открыла рот, затем снова закрыла его и, насупившись, уставилась в тарелку.
На какое-то время наступила напряженная тишина. Подошедший официант в ожидании нового заказа в полупоклоне застыл возле столика.
– Я вела себя слишком бесцеремонно, – не отрывая глаз от тарелки, проговорила Майя.
– Нет, – сделав над собой усилие, возразила Мерседес. – Вы старались быть доброй ко мне. Официант, пожалуйста, принесите бутылку вашего лучшего шампанского.
Когда официант ушел, Майя несмело подняла взгляд на Мерседес.
– Я должна извиниться за свою навязчивость.
– Если уж кому и надо извиняться, так это мне. Я была с вами крайне невежливой. Очень мило с вашей стороны, что вы проявили участие к скучной пожилой незнакомке.
– Вовсе нет, – запротестовала Майя. – Вы мне очень симпатичны. И я давно уже хотела с вами познакомиться. Еще в самый первый раз, когда я увидела вас, то почувствовала нечто такое… Родственную душу. Теплоту. Какую-то… ну… в общем, я не могу подобрать точное слово. Я просто чувствую. Мы с вами обязательно подружимся.
Обед закончился звоном бокалов с шампанским. Когда они вышли на залитую весенним солнцем улицу, обе весело смеялись.
Майя протянула Мерседес визитную карточку.
– Вот мой номер телефона. Давайте как-нибудь повторим это еще раз. Я получила огромное удовольствие.
– Я тоже, – улыбнулась Мерседес.
Она смотрела, как элегантная девушка пересекла автомобильную стоянку и села в красную спортивную машину. С утробным рыком взревел мотор, и, помахав на прощанье, она укатила.
Мерседес опустила глаза на визитку, которую держала в руке. На ней было только два слова: МАЙЯ ДЮРАН, и ниже барселонский номер телефона.
«Как ни крути, а две третьих моей жизни уже позади, – подумала вдруг она. – Интересно, какой будет оставшаяся часть?»
Лос-Анджелес
Иден снилось, что она закована в цепи. Тяжелые кандалы впивались в руки и ноги, делали ее беззащитной.
Мама и папа находились в этой же комнате. Но они не видели ее. Они не знали, что она здесь.
Лицо мамы было бледным и напряженным, и Иден понимала, что между родителями происходит страшный скандал. Папа кричал. Отвратительные слова. Отвратительные слова про маму.
Иден хотела заткнуть уши, чтобы не слышать всех этих мерзостей, но она не могла пошевельнуться.