Первостепь

Долго львица глядела за станом двуногих. Устала глядеть, но глядела. Что-то её привлекало. Что-то такое, в чём она не могла отчитаться самой себе. Львы никогда не отчитываются. Они только читают следы. И сферы тоже читают, другие следы. То, что написано Жизнью, читают. Как двуногие через тысячи лет станут читать свои мельтешения, то, что сами себе накорякали. Но не ведомо львице такое далёкое, тутошней львице не ведомо, тамошней – может быть… Львица видела, как двуногие ходят туда-сюда, а их сферы прыгают, их сияния мечутся, будто двуногие сами не знают, чего же хотят. И того как будто хотят, и другого тоже, и ещё одного, а на деле, по-настоящему, разве что львица могла бы им издалека разъяснить, чего же, действительно, те хотят, но львы предпочитают не связываться с двуногими. Вот отправилась в степь группа женщин. Среди них есть такие, кто скоро умрёт, львицу ведь не обманешь, сияние близкой смерти заметно прежде всего, как раз на такое сияние первым делом и обращают внимание всякие хищники, и Сильная Лапа, конечно же, тоже обратила внимание на такую приманку, но… Далеко эти женщины шли, не в ту сторону, далеко… А ещё их там много. А ещё львица вовсе не голодна. А ещё… ну не нравятся львицам двуногие, всегда лучше тех обойти стороной, лучше не трогать, не связываться. Не их эта добыча. Не предназначена им. Отвернулась Сильная Лапа от женщин. Пускай идут себе дальше. Ей тут хорошо. На тёплом камне лежать и наблюдать. Просто наблюдать. И ничего не делать. Не видела она никаких околосмертных сияний. Не помнит уже. Не хочет помнить.

Но теперь Сильная Лапа заметила стайку детёнышей. Двуногих детёнышей. Эти вроде бы направлялись к скалам неподалёку, и среди этих детёнышей один выглядел больше других, почти взрослым, но у этого сфера не мельтешила. У детёнышей двуногих сферы мельтешат меньше, чем у взрослых, у этого вовсе не мельтешила. Этот был жертвой. Приговорённым. На его сфере особая метка. Это как знак для львицы. Как просьба: «Убей же меня!» Убей и съешь. Как просьба и даже приказ. Львица не может отказаться от такой просьбы. Это как для двуногого найти вкусный плод и не сорвать, как для травоеда пропустить самые сочные травы. Не бывает такого, чтоб пропускали. Сильная Лапа приготовилась спрыгнуть, но что-то её задержало. Не нападают львы на двуногих, потому что те всегда мстят, не как другие, любой лев знает, что ему отомстят, станут выслеживать, но такой знак… как его пропустить, львица просто не может, её так и тянет напасть, так и тянет, будто кто-то чужой распоряжается её лапами, а этого чужого совсем не волнует, что будет после. Раз есть знак – значит, нужно напасть. Нападай!

Детёныш-жертва был не один. С ним шли и другие детёныши, конечно, они бы не помешали львице, они бы все разбежались и оставили жертву одну, однако у маленькой самочки сфера светилась совсем по-другому и сумела-таки отвлечь львицу. Эта девочка светилась как охотница, как готовая биться, до последнего биться, Сильная Лапа долго на неё глядела, как будто не в силах поверить. Не часто увидишь такое, детёныш-охотник, она вот раньше не видела. За этим детёнышем шёл и другой, тоже готовый сражаться, но уже не так сильно готовый, с не столь плотной сферой, такого всегда пересилит серьёзный противник, а львица, конечно, противник серьёзный. Серьёзнее некуда.

Сильная Лапа опять поглядела на жертву. Стоило ей отвести взгляд от той девочки, как сразу исчезли всякие колебания. Не могла она пропустить такой знак. Львица спрыгнула в пожухлую траву и быстрым охотничьим шагом направилась наперерез.

****

Когда солнце поднялось к полудню и голые спины покрылись солоноватой испариной, женщины решили передохнуть. Срезать колоски ячменя только поначалу кажется лёгким занятием. Когда этих колосков несколько штук. А когда ячмень так разросся, что, кажется, чуть не вся степь заячменилась, тогда совсем другой разговор. Даже кривой острый нож, называемый серпом, не выручает. Спина отказывается разгибаться, плечи нудят.

Наверное, есть и другая причина для полуденной лени. После стольких дней пиршества, когда стойбище переполнено мясом, женщины вышли по злаки скорее от скуки, чем от необходимости. Просто надоело объедаться. Просто приелись дымные чумы, мельтешение людей, одни и те же голоса, жирные запахи. А лишний запас зёрен не помешает. Чёрная Ива специально отошла подальше от остальных собиральщиц и с наслаждением окунулась в звенящую тишину слепящего солнечного дня. Половину кожаного мешка колосьев она настригла, если будет желание, то после отдыха наберёт ещё полмешка. Или не станет. Как будет охота.

Она отпила тёплой воды из длинной бычьей кишки, лежавшей в кустах, и услышала сбоку скрипучий голос Сквалыги:

– Подожди, не завязывай. Дай напиться и мне.