Первые леди Рима

Новый брачный закон демонстрировал и кнут и пряник, давая снижение налогов для членов римских сенаторских семейств, которые женились и рожали детей. На мужчин от двадцати пяти до шестидесяти лет и женщин от двадцати до пятидесяти лет, остававшихся неженатыми или бездетными, накладывались наказания — такие, как лишение наследственных прав.[194] Женщины, которые выполняли свой долг рождения детей, по этому закону получали также шанс приобрести некоторую степень имущественной независимости. Свободнорожденные женщины, которые родили троих и более детей, освобождались от мужской опеки — это называлось ius trium liberorum, «правило троих детей»; вольноотпущенницам, чтобы попасть под действие этого закона, требовалось четверо и более детей. Женщины, которые подходили под этот идеал, ставились в пример своим товаркам; одна особенно плодовитая рабыня удостоилась даже статуи от императора.[195]

В сумме законы Юлии, названные в честь собственной семьи императора, провозглашали возвращение к традиционным семейным ценностям старых добрых дней римского прошлого — воображаемому времени, когда женщины были целомудренны, а измена считалась отклонением с верного пути. Как писал сам Август в рассказе о своем правлении «Res Gestae» («Мои достижения»): «Благодаря новым законам, которые прошли по моему предложению, я вернул назад многие достойные практики наших предков, которые оказались забытыми».[196]

Но набросанная Августом поверхностная картина счастливых результатов его трудов скрывала более темную, трудноуправляемую и противоречивую реальность. Проявляющаяся в литературных источниках явная связь между обвинением в адюльтере в адрес замужней женщины и попытками изобразить их обманутых мужей политическими импотентами демонстрирует, что некоторые обвинения можно объяснить чисто личным соперничеством. Также нам неизвестно, до какой степени проводились в жизнь или могли быть осуществлены законы Августа в реальности.[197]

Вероятно, многие мужья и жены предпочитали не проходить через публичный позор и неловкость суда. Устраивались даже публичные демонстрации за отмену законов; одна женщина по имени Вистилия даже зарегистрировала себя проституткой, чтобы избежать обвинения в прелюбодеянии. Ловушка захлопнулась уже при наследниках Августа.[198] Поэт Овидий, который был выслан на Черное море в 8 году н. э. за частые высмеивания режима Августа, также добавил сюда едкий штришок. Он не только советовал мужчинам, как заговорить с женщиной на соревнованиях колесниц — единственном спортивном событии, дававшем право не соблюдать новые правила, которые не подпускали женщин, за исключением весталок-девственниц и женщин императорской семьи, к кулисам театра и к гладиаторской арене — его поэзия также предлагала женам варианты, как обмануть мужа, флиртуя с любовником за обедом.

Когда она садится на диван как респектабельная супругаИ занимает место рядом со мной, аккуратно касаясь моей ноги,

Следит за моими словами и кивает в ответ,Подхватывая мои сигналы и давая на них ответы —Я буду читать ей целые поэмы одной поднятой бровью,Слова будут возникать из моих пальцев, слова рождаться в моем бокале.

Если вы думаете о том последнем случае, когда мы занимались любовью друг с другом —Прикоснитесь к розовой щеке своим божественным пальчиком.[199]

Но самым большим возмездием для Августа оказалась собственная дочь. По глубочайшей иронии судьбы скромная девочка, разрекламированная Августом как идеал женственности, единственная женщина, которая появилась на монетах, отчеканенных в Риме, мать двух будущих наследников Августа, превратилась в известную всем разбитную девицу с бойким языком, которую раздражали оковы, наложенные на нее консервативным отцом. Такой образ возникает из вымышленного разговора на обеде о шутках и высказываниях Юлии, который содержится в произведении V века под названием «Saturnalia». Его автор, Макробий, отбирал материал для своей книги из коллекции острот, опубликованных в I веке неким Домицием Марсом, — который, в свою очередь, будучи протеже Мецената, высокопоставленного приближенного Августа, вероятно, повторял истории, ходившие по Риму и в придворных кругах того времени.[200]