Первые леди Рима

Хотя в некотором смысле Ливия и Антония делали одно дело, Антония имела гораздо более скромное общественное положение, чем ее свекровь, что отражало ее меньшую важность для мужчин семьи. В то время как более сотни дошедших до нашего времени статуй и монет могут быть с определенной долей уверенности идентифицированы как изображающие Ливию, то же самое можно сказать лишь про тринадцать портретов Антонии — и в отличие от постоянно изменяющегося образа Ливии, они сохраняют только один неизменный прототип.[303] Образцом его является так называемая «Антония из Уилтон-хауса», названная так в честь резиденции ее владельца, Томаса Герберта, восьмого графа Пемброка и Монтгомери. Когда Герберт купил этот бюст в 1678 году, сходство изображения Антонии с древними монетами было столь велико, что название «Антония» уже было выцарапано на левом плече бюста, увековечив ее личность.

[304]

Голова, которая сейчас находится в Саддер-Музее в Гарварде, изображает женщину не первой молодости, но все-таки не сильно идеализированную, учитывая, что Антония хорошо сохранилась к своим пятидесяти годам, времени создания портрета — с резко индивидуальными чертами: тонкими, сжатыми губами и подбородком, который слегка выступает вперед, если смотреть сбоку.[305]

Еще один портрет Антонии, похожий на бюст из Уилтон-хауса, был найден в 1934 году во время раскопок древнего североафриканского города Лептис Магна в современной Ливии. Благодаря сопровождающей плите с надписью в неопуническом стиле мы можем заключить, что он принадлежал к внушительной скульптурной группе, созданной в честь императорской семьи и установленной на платформе городского храма Августа и Ромула. Хотя скульптура Антонии является одной из немногих найденных статуй этой группы, надпись позволяет реконструировать ее первоначальный состав, который на первый взгляд кажется великолепным семейным портретом семейства Тиберия, изображавшим ее как единое целое и в натуральную величину. В центре располагались статуи Германика и Друза Младшего — приемного и биологического сыновей и наследников Тиберия в указанном порядке. Два юноши окружены статуями их матерей и жен — следовательно, Антония стоит рядом со своим сыном Германиком и его супругой Агриппиной Старшей. Позади наследников, возвышаясь над младшими членами семейной группы, стояли несколько увеличенные по сравнению с реальностью статуи Ливии и Тиберия. Уцелевшая голова статуи Ливии имеет высоту 68 см, а у ее покойного супруга она еще больше — 92 см. Это дает некоторое представление о колоссальных масштабах группы и не оставляет сомнений в ранге изображенных на ней.[306]

Изображающая двух многообещающих государственных деятелей, Германика и Друза Младшего, в обществе их матерей, а не отцов, группа из Лептис Магна выглядит весьма необычно.[307] И если все в ней действительно сохранилось в целости, то выходит, что эта скульптура прекрасно схватила в мраморе сложный, перекрещенный клубок взаимоотношений, соперничества и обид, которым суждено было разрушить династическое наследование Августа и Ливии и разорвать семью на части.

Когда Август перетасовал колоду династии в 4 году н. э., заставив Тиберия усыновить старшего сына Антонии Германика в качестве условия его возможного наследования, он посеял семена нового набора соперников и обид. Едва выйдя из подросткового возраста и уже представляя собой яркий контраст со своим несчастным младшим братом Клавдием, Германик в 5 году н. э. женился на своей кузине Агриппине Младшей, дочери Юлии и Агриппы, которой было тогда около девятнадцати лет, — довольно поздний возраст замужества для девочки из императорской семьи.[308]

Этот брак имел впоследствии огромное значение и временно соединил две ветви семьи Юлиев-Клавдиев — так как любой отпрыск, которого они могли произвести, стал бы правнуком обоих — и Августа, и Ливии.

Полностью осиротев в возрасте двенадцати лет, когда Юлию сослали на Пандатерию во 2 году до н. э., Агриппина смогла избежать скандальных ловушек, в которые попали ее мать и младшая сестра Юлия Младшая. Подрастая, она превратилась в любимицу своего деда Августа, который поддерживал с ней приятную переписку и хвалил в письмах за интеллигентность, хотя одновременно советовал ей принять более простой стиль письма и речи, такие, как нравились ему.[309] Для многих древних (да и современных) авторов Агриппина, по контрасту со своей бесчестной матерью, представляла собой образец идеальной римской матроны. Описание ее Тацитом как «решительной и весьма чувствительной» смягчалось уверенностью в ее «преданной верности мужу». Для историка XIX века Элизабет Гамильтон, которая в 1804 году опубликовала трехтомную биографию Агриппины, ее героиня являла собой пример значимости для общества образованной женщины — хотя Гамильтон и не одобряла того, что воспринимала как амбициозное стремление Агриппины разделять славу своего мужа.[310]