Первые месяцы в Башнях Мэлори (ЛП)

– Да. Разумеется, она в лазарете. Она тяжко больна, – добавила мадемуазель. И, имея склонность к некоторому преувеличению, учительница произнесла еще пару фраз, от которых сердце Дэррелл совсем ушло жить в пятки:

– Это все ее гавот* – ой, то есть живот, как вы говорите, n’est ce pas**? У нее там громадная боль.

* Французский танец

** Не так ли?

– Ой, – пискнула Дэррелл. – А вы знаете, уже известно, чем вызвана боль, мадемуазель? Салли что-то повредила?

Мадемуазель была не в курсе.

– Все, что знаю – то была не клубника или мороженое, – ответила она. – Потому как Салли не ела ничто. Сама она сказала об этом сестре-хозяйке.

И это заявление стало подтверждением того, что все это из-за сильного удара от Дэррелл и от последующего падения! Бедная Дэррелл! Она почувствовала такое отчаяние, что острый взгляд мадемуазель заметил ее понурое лицо, и учительница задалась вопросом, не больна ли еще одна девочка!

– Ты хорошо себя ощущаешь, моя крошка Дэррелл? – спросила она участливо.

– О, да, благодарю вас, – ответила Дэррелл, испуганно вздрагивая. – Я просто – ну, не знаю, устала, наверное.

Дэррелл едва ли сомкнула глаза этой ночью. Уж слишком ее ужасало то, что произошло. Как она могла совершенно обезуметь от ярости, как она могла так накричать на Салли и как она могла

толкнуть ее, заставив перелететь через всю комнату? Она, Дэррелл, была такой нечеловечески жестокой! Это правда, что Салли вела себя ненормально и раздражающе, но это не было оправданием для подобного поведения Дэррелл!

А сейчас Салли занемогла и мучается от боли. Рассказала ли она кому-то о том, что Дэррелл вышла из себя? Дэррелл похолодела при мысли о том, что может сделать мисс Грэйлинг, если узнает об этом.

«Возможно, она слышала, что я побила и Гвендолин, и пошлет за мной, чтобы сказать, что я уже «поражение школы», – думала Дэррелл. – «О, Салли, Салли, пожалуйста, пусть тебе завтра станет лучше! И тогда я смогу сказать тебе, как мне дико жаль, и я постараюсь помочь тебе всем, чем смогу».

Наконец, девочка уснула, но все еще была в разбитом состоянии, когда гонг предупредил всех, что пора вставать. Первые ее мысли были о Салли. Затем увидела ее пустую постель и вздрогнула. Она так надеялась, что Салли в эту ночь вернется обратно в дортуар!

Дэррелл сбежала вниз, опередив всех. Завидев мисс Поттс, направилась к ней:

– Пожалуйста, – взмолилась она. – Скажите, как там Салли?

Мисс Поттс решила, что Дэррелл очень добрая девочка

– Боюсь, ей все еще нехорошо, – ответила учительница. – Доктор все еще сомневается насчет того, что случилось. Но она несомненно тяжело больна. Да еще так внезапно – ведь вчера с ней все было в порядке.

Дэррелл отвернулась, чувствуя себя отвратительно. Да, с Салли вчера все было в порядке, пока та не упала, перелетев через стул. И она-то знала, что стало причиной болезни, но остальные – нет! Было понятно, что Салли никому не рассказала о ссоре.

Было воскресенье. Дэррелл отчаянно молилась за Салли, когда была в церкви. Она чувствовала свою вину и ощущала стыд. А еще – сильный страх. Она понимала, что обязана рассказать обо всем мисс Поттс или сестре-хозяйке: о ссоре, о том, что она отбросила бедную Салли на пол – но ей было страшно об этом заговорить!

Слишком страшно! Дэррелл всегда обладала храбростью, и было что-то непривычное и странное в том, что она ощущала страх. Но сейчас она действительно была напугана. А что, если Салли очень-очень

больна! А что, если – только предположить – что ей не станет лучше! А что, если это вспышка гнева Дэррелл стала всему виной!

Она не сможет, не сможет никому об этом рассказать, потому что все будут считать ее необузданной, и она станет позором для своих матери и отца. Люди станут говорить: «Эта та девочка, которую из-за проблем с характером исключили из Башен Мэлори! Говорят, что из-за нее сильно заболела одна из учениц!»

И будет так ужасно, если ее с позором изгонят из Башен Мэлори. Она этого просто не переживет. Но Дэррелл была абсолютно уверена, что мисс Грэйлинг, узнав, что Салли мучается от боли из-за нее, не позволит Дэррелл ни на минуту задержаться в Башнях Мэлори.

«Я не могу никому сказать, не могу», – твердила про себя несчастная Дэррелл. – «Я боюсь того, что люди узнают, и что тогда будет со мной, и что тогда почувствуют мама и папа. Я гадкая трусиха, но я не осмелюсь никому об этом рассказать. Никогда не думала, что окажусь такой размазней!»

Ей внезапно в голову пришла мысль о Мэри-Лу, о той, которую она так часто обзывала трусихой. Бедняжка Мэри-Лу – ведь именно сейчас она осознала, что та переживала, когда была чем-то напугана. Какое жуткое ощущение. И нет возможности от него избавиться. Как она могла насмехаться над Мэри-Лу и унижать ее? Бояться чего-то – уже само по себе непередаваемое чувство, даже не учитывая постоянной насмешки над твоим страхом.