Первый

— Что ты… Аа-а-ах… — протянула, когда ощутила его губы в самом интимном месте. Хотела возразить. Правда хотела. Ведь это было ужасно неловко. Но в то же время так приятно, что вместо слов с губ срывался лишь бессвязный шепот, перерастающий в стон, когда он задевал особенно чувствительные местечки. Аля не знала, что они есть на её теле. Она поднималась все выше и выше, пока не сорвалась вниз. Ноги конвульсивно сжались. Вибрация прошлась по телу волной. Разрядка была такой сильной, что Аля даже пропустила момент, когда он проник в нее пальцем. Новая порция ласки, после еще не утихшего оргазма, была скорее болезненной. Аля хотела отстраниться, но Демьян не дал. И принялся снова настойчиво ее ласкать. Совсем обезумевший и дикий. Будто она, кончив, смела последний барьер его самоконтроля. Второй раз был мучительным во всех смыслах. Она скулила, она умоляла, она царапала его плечи. То с силой прижимая его голову. То отталкивая изо всех сил пятками, когда он, будто издеваясь, сначала подводил её к черте, а потом нарочно отбрасывал в сторону. И вот, когда Демьян все же позволил ей сорваться, когда Аля закричала, забилась под ним, окончательно сокрушенная происходящим, он резко изменил положение. Лег на нее, удерживая на руках вес тела, и резко толкнулся.

А дальше случилось сразу три вещи.

Его глаза потрясенно расширились.

Аля, не сумев справиться с болью, всхлипнула. И этот всхлип почти заглушил другой, едва различимый звук. Демьян вскочил. Не сводя с нее настороженного и потрясенного взгляда, нащупал гарнитуру.

— Первый на связи. Прием.

— Прием. Говорит Пятый. Прием…

5

Облегчение было таким, что у него отнялись ноги. Демьян прикрыл ладонью глаза. И тяжело опустился на пол.

— Ты не представляешь, как я рад тебя слышать.

И к черту правила ведения переговоров. К черту, как оно должно звучать. Все к черту. Он сказал то, что хотел. И что должен был.

В ответ раздался смешок. Поняв, что шеф дает добро на неформальное общение, Пятый заметил:

— Тогда не обделайся от радости, потому что на связи еще Шестой, Седьмой и Восьмой. Прием. Как понял?

Демьян сглотнул. Понял он хорошо. И от этого у него внутри что-то заворочалось, зашевелилось… Волна облечения прокатилась по телу. Наполняя его непривычной тяжестью. Глаза немилосердно жгло. Еще немного, и он бы расплакался, как последняя тряпка.

Видит бог, он бы не пережил, если бы потерял их всех. В истории такое уже случалось. Демьян знал, что иногда ребят теряли целыми группами. Редко, но такое тоже бывало — слишком опасной была работа, которую эти мужики делали на благо своей родины. Делали просто потому, что кто-то достаточно мужественный должен был заниматься и этим тоже. Но если и его группе была уготована подобная участь, Демьян хотел бы умереть вместе со своими ребятами. Чтобы не объяснять женам и матерям, почему он выжил, когда те погибли. Чтобы не жить. Без них. Потому что они были не просто братьями по оружию. Эти парни были его семьей. Кто-то отцом, кто-то братом, а кто-то непутевым сыном. Которого он, майор Богданов, воспитал. И выучил всему.

Каждому из этих взрослых, крепких мужиков принадлежал маленький кусочек его сердца. Потеряв одну его часть, еще как-то можно выжить. А без сердца вовсе… как жить?

Он и не жил. Он эти сутки провел, будто в коме.

— Понял вас хорошо.

Демьян запрокинул голову к потолку. Он столько всего хотел им сказать! Но, наверное, слова были лишними. Во-первых, потому что его ребята и так все знали. Когда ты бок о бок сражаешься столько лет, здорово прокачиваешься в чтении мыслей на расстоянии. А во-вторых, потому что эфир и впрямь для этого не предназначен. В целях безопасности им бы лучше вообще было поскорее свернуть переговоры.

— Доложите обстановку. Прием.

— Седьмой огреб по полной. Пришлось… эм… навестить местный госпиталь.

— Дерьмо. Как он сейчас?

— Стабилен. Прием. Но вояка из него херовый. Какие будут распоряжения?

— Действуем согласно крайнему плану. С поправкой на состояние Седьмого. С ним останется Восьмой. Как понял? Прием.

— Понял вас хорошо. Прием.

— Выполняйте.

— Так точно.

Демьян отложил гарнитуру. Ударился затылком о стену. Еще и еще. Приходя в себя. Нет, с этим точно надо завязывать. Он еще раз такого испытания не выдержит. Может, поэтому бойцов после тридцати пяти и списывали в утиль? Опасаясь за их изношенное сердце? У него, вон, в груди огнем пекло.

Живы… Четверо все-таки живы. Но там, где жизнь — там и смерть. Судьба троих до сих пор оставалась неизвестной. Он думал, что хоть за Восьмого можно не волноваться. Тот находился на крыше соседнего дома, и должен был огрести меньше других. Но несмотря на то, что Иса схлопотал пулю. А скорее несколько, если его ребятам даже пришлось «навестить» госпиталь. Это, в свою очередь, означало, что Второй не выбрался. А у него жена. И дочь. И мать старенькая болеет. Как означало и то, что даже их местоположение, которое он обозначил в последний момент, слили.