Выпущенная в 1910 году 305-миллиметровая «Шкода» обладала большей мобильностью. Три секции, передвигавшиеся тягачами, — сама пушка и портативное основание, могли перемещаться со скоростью двадцать четыре — тридцать шесть километров в день. Вместо шин на их колеса надевались бесконечные ленты, которые тогда с ужасом называли «железными ступнями». На позиции устанавливали стальное основание, к нему болтами крепили станок и уже на нем — орудие. Вся процедура длилась не более сорока минут. Разборка происходила так же быстро, что уменьшало возможность захвата орудия противником. Эти пушки поворачивались вправо или влево на угол в 60° и имели дальность стрельбы одиннадцать километров. И крупповское и австрийское орудия стреляли бронебойным снарядом со взрывателем замедленного действия, поэтому взрыв происходил уже после попадания в цель.
Когда в августе началась война, несколько австрийских 305-миллиметровых пушек находилось в Германии. Их «сдал в аренду» Конрад фон Хотцендорф, так как немецкие орудия еще не были готовы. Крупп уже выпустил к этому времени пять 420-миллиметровых пушек для перевозки по рельсам и две — по шоссейным дорогам, однако они еще требовали доводки для облегчения транспортировки. Второго августа правительство потребовало срочно привести их в состояние готовности. Когда началось вторжение в Бельгию, работа над этими моделями велась круглосуточно; орудия, станки для них, дополнительное оборудование, моторы — все это тщательно проверялось и испытывалось; на случай чрезвычайных обстоятельств выделялись упряжки лошадей, механики, шоферы и артиллерийская обслуга получали последние наставления от инженеров фирмы.
Мольтке все еще надеялся обойтись без осадных орудий. Более того, немцы верили, что им удастся взять форты простым штурмом, если бельгийцы проявят неблагоразумие и начнут сопротивляться. Ни одна из деталей этой операции не ускользнула от внимания. Ее разработкой занялся офицер Генерального штаба, один из самых преданных учеников Шлиффена.
Необыкновенное трудолюбие и гранитная твердость духа помогли капитану Эриху Людендорфу побороть предубеждения, связанные с отсутствием приставки «фон» в его фамилии, и добиться заветных красных лампасов офицера Генерального штаба, куда он был направлен в 1895 году, когда ему было тридцать лет. Плотный, со светлыми усами, круглым двойным подбородком и выпуклостью на загривке, которую Эмерсон называл отличительным признаком зверя, он не принадлежал к аристократическому типу в противоположность Шлиффену. Однако Людендорф взял за образец твердый, замкнутый характер своего кумира.
Намеренно отказываясь от друзей и знакомств, этот человек, которому суждено было через два года первому после Фридриха Великого обрести огромную власть над судьбой и народом Германии, оставался почти никому не известным и никем не любимым. О нем не судачили, как водится, никто не мог припомнить сделанных им метких замечаний, и, даже когда он стал возвышаться, о нем не рассказывали сопутствующих анекдотов: это был человек без тени.
Считая Шлиффена одним «из величайших солдат истории», Людендорф как сотрудник, а впоследствии, с 1904 до 1913 год, и начальник мобилизационного отдела Генерального штаба делал все, чтобы претворить в жизнь план своего хозяина. По его словам, весь Генеральный штаб был убежден в правильности стратегического замысла, ибо «никто не верил в бельгийский нейтралитет». В случае войны Людендорф надеялся стать начальником оперативного управления, однако в 1913 году его после ссоры с тогдашним военным министром генералом фон Хеерингом вывели из состава Генерального штаба и отправили командовать полком. В апреле 1914-го он получил чин генерала. Ему было приказано занять пост заместителя начальника штаба 2-й армии, как только война начнется. В этом качестве второго августа он прибыл в «маасскую армию» Эммиха, которой поручали захватить Льеж. В задачу Людендорфа входило поддержание связи между ударными силами и главным командованием.
Третьего августа король Альберт, не испытывая никаких иллюзий, принял на себя обязанности главнокомандующего. План, составленный им и Гале на основе гипотезы о германском вторжении, не получил поддержки. Они предлагали, чтобы все шесть бельгийских дивизий заняли рубежи вдоль естественного барьера по реке Маас, где они смогли бы усилить фортификационные позиции Льежа и Намюра. Но Генеральный штаб и его новый начальник, генерал Сельерс де Моранвилль, с презрением отнеслись к попыткам короля и какого-то капитана Гале навязать им свою волю и, колеблясь между наступательной и оборонительной стратегией, не отдали никаких приказов о передислокации армий за Маас.