Первый человек

В левой части стола лежал медицинский справочник «Видаль», толстый, как телефонная книга, в правой части — несколько разрозненных листков бумаги и фломастеры разных цветов. На стенах висели два плаката с видами гор, на обоих — голые скалы, а также картина на холсте — композиция в красных и синих тонах, которая показалась Бессуру очень красивой и волнующей. Посреди однотонных пятен масляной краски возникал портрет: два глаза, едва намеченные рельефными мазками, смотрели на зрителя. Картину написал один из пациентов лечебницы.

Кауфман медленно выдвинул ящик своего письменного стола и вынул оттуда статуэтку.

— Тома был художником. Во время нашей первой встречи он попросил, чтобы я дал ему что-нибудь, чтобы он мог заниматься скульптурой. Я дал ему глины и несколько деревянных инструментов — безопасные вещи. Он слепил вот это. Неплохо, правда?

Де Пальма вздрогнул: статуэтка, которую врач только что положил на свой рабочий стол, изображала человека с оленьей головой. Высота ее была примерно пятнадцать сантиметров. Рога получились очень хорошо. Глаза были едва намечены, и от этого человек-олень казался еще сильнее.

— Как по-вашему, почему он слепил это? — спросил Карим.

— Именно это я пытался понять, когда он убежал. К сожалению, я еще не получил историю его болезни.

На несколько секунд психиатр задумался, и на его лбу появилась морщина в форме буквы S. — Потом он продолжил:

— Тома осознавал, что болен. Он однажды сказал мне, что осознает это с тех пор, как к его бедной голове прикрепили электроды. Никогда — вы слышите, никогда! — его не спрашивали: хочешь поговорить о том женском голосе, который отдает тебе приказы? Никогда! Разгадка, несомненно, кроется в этом.

Скоростной поезд до Марселя опаздывал из-за снегопада. В зале Лионского вокзала пассажиры толпились перед табло. Ждать поезда придется в лучшем случае два часа.

Несколько таксистов курили папиросы и топали, чтобы согреться. Легкий ветер с полюса снова и снова пролетал через привокзальную площадь. Де Пальма и Карим ускоренным шагом дошли до пивной «Два циферблата» и заняли места за одним из круглых столиков. К ним сразу же подошел официант — упитанный, с отвисшими щеками. Оба заказали кофе.

— Ты знаешь, что находится в пещере Ле-Гуэн? — внезапно спросил де Пальма у Бессура.

— Ну… наскальные росписи, — ответил тот.

— Главная из них — «Убитый человек», очень редкий рисунок.

— Что это такое?

— Сделанное резцом изображение человека, который убит… по крайней мере, символически. В определенном смысле — первое изображение убийства в истории человечества. Такие рисунки есть и в других пещерах — например, в пещере Шове.

— Ты специалист в таких вещах?!

Де Пальма отвел взгляд, какое-то время смотрел в сторону улицы, потом улыбнулся и ответил:

— Нет. Я просто пытаюсь понять ненормального человека Тома Отрана. И разумеется, понять его сестру Кристину. Наше общество считает варварством все, что далеко от него — далеко в пространстве или во времени. Отран отстаивает права того, что далеко от нас во времени.

— Значит, он присоединяется к варварам!

— Нет. Это мы загоняем его в их лагерь.

Бессур помешал свой кофе и спросил:

— Кто такой этот Ломброзо? Я слышал что-то о нем в полицейской школе, но что именно, не помню.

— Великий итальянский криминолог. Он думал, что преступник — это что-то вроде современного кроманьонца. Человек, в котором проявились и погубили его свойства людей палеолита, сохранившиеся в генах у нас, цивилизованных людей.

— Чепуха!

— Может быть, и так. Но в криминологии на основе чепухи часто создают новую школу. Это позволяет не видеть за убийцей человека. В середине XIX века Ломброзо, итальянский врач, исследовал тысячи черепов преступников и обнаружил у большинства этих черепов похожие характеристики. На этой основе он сделал несколько выводов, которые считал законами природы, составил антропологию преступников и объявил, что более чем в трети случаев причина преступления — наследственность. Ломброзо утверждал, что во внешности преступников есть отличительные черты, по которым их легко определить. Все эти особенности сближали преступника с первобытным человеком и даже с обезьяной — нашим предком. О некоторых знаменитых убийцах даже написано, что у них были необыкновенно длинные руки, как у приматов.

— Ты в самом деле полагаешь, что люди и теперь так думают? — поинтересовался Бессур.

— Конечно, — подтвердил де Пальма. — Такие штампованные представления нельзя стереть из умов, как надпись с доски мелом. Кроме размеров черепа, Ломброзо использовал и другие анатомические критерии. Например, отметил, когда у человека в детстве прорезались не все зубы или были лишние пальцы на руках или ногах. Для Ломброзо все человеческое общество деградировало. И поэтому количество преступлений могло только возрастать.

— Я припоминаю, что где-то слышал что-то подобное.

— Важно, чтобы ты знал вот что: некоторые ученые до сих пор не расстались с этими теориями. И в их числе — тот, с кем ты скоро встретишься.

— Кто это?

— Доктор Кайоль. Психиатр, лечивший Отрана.