Первый человек

— Когда-то у пещеры был еще один вход — колодец, который заканчивался в большом зале, — сказал он. — Мы прошли этим путем, когда арестовывали близнецов Отран. Но сейчас это отверстие полностью засыпано в результате обвала. Может быть, ветер проникает туда между большими камнями, и они играют роль свистка.

— Тут есть одна большая проблема, — заметил Марсо.

— Какая?

— Сегодня нет никакого ветра, даже самого слабого.

Журналисты ничего не узнали о втором несчастном случае в каланке Сюжитон. Эта новость не вышла за пределы маленького мира спасателей и исследователей доисторической эпохи. Полина заявила в полицию о покушении на убийство. Де Пальма выслушал ее официально и составил протокол, преодолев нерешительность комиссара Лежандра, считавшего, что уголовная полиция не должна заниматься этим делом.

Бессур провел много часов, копаясь в прошлом и знакомствах Гарсии. И не нашел никакой, даже самой слабой связи с делом Отранов. С Реми Фортеном Гарсия лишь несколько раз встречался на рабочих собраниях.

Через два дня Тьери Гарсия рассказал о том, что произошло с ним у выхода из пещеры Ле Гуэн. Де Пальма, составлявший протокол, попросил молодого ученого описать нападение как можно подробнее.

— Мне казалось, что это существо — рыба: так легко оно двигалось в воде. На такое способен только ныряльщик очень высокого уровня, — сказал Гарсия.

Он не смог точно назвать рост своего противника. Не сумел и описать его внешность, даже не смог сказать, был это мужчина или женщина.

— Полагаете ли вы, что с Фортеном случилось то же, что с вами?

— Думаю, что да. Но для него это закончилось смертью, — ответил Гарсия.

Де Пальма быстро сделал в уме несколько вычислений, касавшихся давления под водой. Он помнил, что учитывать надо в первую очередь глубину и время нахождения на этой глубине.

— Сколько времени вы пробыли под водой?

— Очень мало, — пояснил Гарсия. — Именно это меня и спасло. Если человек не остается на глубине долго, азот не успевает расшириться и не образует пузырьков.

«Следовательно, Фортен пробыл на глубине гораздо дольше, чем я предполагал», — подумал де Пальма. Расчеты надо будет делать заново. Но из пещеры на поверхность есть всего один путь. У Фортена не было никаких причин задерживаться на глубине около тридцати восьми метров.

— Какого цвета ваш подводный костюм? — вдруг спросил полицейский.

— Черный с синим. У нас у всех одинаковые костюмы с тех пор, как нам поставляет снаряжение спонсор, которого сумела найти Полина.

— У всех одинаковые, — повторил де Пальма.

Перед нападавшим оказался не тот, кого хотели убить.

— Ты думаешь, от этого можно вылечиться? — поинтересовался Тома.

— Конечно можно. Но зачем? Псишиатрия не должна была бы существовать.

В слове «психиатрия» Бернар произносит «ш» вместо «х». Тома Отран думает, что это насмешка, но не уверен.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что психиатры не понимают, что мои видения делают меня счастливым. Я не вижу эту больницу, как будто нахожусь где-то еще.

— Где?

— Это я тебе не скажу: это моя тайна. Ты тоже говоришь мне не все.

— Но я об этом кое-что знаю.

— Вот как? Что же именно?

— Иногда ты говоришь во сне, если тебе дают не слишком большую дозу лекарств.

— И что я говорю?

Если вопрос, который задали Бернару, его беспокоит, Бернар начинает вертеться на своем стуле, елозить задом по сиденью. Бернар боится вопросов, про которые знает, что они могут нарушить гармонию. Гармония — это важно.

— Что я говорю во сне? — настаивает Тома.

Бернар чешет голову с такой силой, что вот-вот сдерет кожу вместе с волосами.

— Ладно, это не важно, — успокаивает его Тома. — Я не сержусь на тебя, но сны бывают такими загадочными, что иногда хочется узнать о них больше.

Бернар встряхивается, как марионетка из «Маппет-шоу», и хочет что-то сказать, но заикается, и ни звука не вылетает из его рта.