Первый из первых или Дорога с Лысой горы

Там, ослепший от темноты, он услышал тихое взволнованное дыханье. А чуть позже различил и очаровательную девушку, сидевшую напротив него. Девушку с лицом, знакомым миллионам кинозрителей.

— Ты узнаёшь меня? — с робкой радостью, словно не веря, что он рядом, спросила девушка.

Ее вопрос показался Дикообразцеву странным.

— Анечка… Измородина? — уточнил он, подумав, что вообще-то на свете много очень похожих людей.

Добавим, что все люди очень похожи между собой. Другое дело, что эту похожесть мы крайне редко замечаем. Ну да ладно…

Слова Дикообразцева вызвали на лице девушки легкую гримаску недовольства.

— Нет, — донеслось до Александра Александровича.

— Не Анечка. И не Измородина… Но — Анна!

Анна… Анна… Да! Конечно! Анна!

Как мог он забыть то бесцветное утро, тот резкий ветер, который настырно летел им навстречу, не пуская в деревню?

Но ни Анна, ни он внимания на ветер не обратили. Настырности его не поняли. И шли к Гинзе, морщась от коловшего лица песка, наклоняясь вперед под тяжестью вязанок хвороста…

ГЛАВА 11

ЛЕГАТ СОМНЕВАТЬСЯ НЕ МОЖЕТ

Морщась от коловшего лица песка, наклоняясь вперед под тяжестью хвороста, Вар-Равван и Анна шли по тропе к деревне. Первой — Анна, Вар-Равван за ней.

Шли молча. Пытаясь понять, что же еще они могут друг другу сказать.

Но вошли в Гинзу, так ничего умного и не придумав.

И Анна не остановилась, не повернулась, когда, сбросив на землю вязанку у дома Андрея, Вар-Равван все же решился:

— Милая Анна… — он надеялся, что девушка выслушает его. Пусть не оглядываясь, пусть недоверчиво, но выслушает.

Однако Анна шаг не замедлила и скрылась за ближайшим углом, за глинобитной, покрытой морщинками трещин стеной.

Вернувшись к себе, Анна сказала матери, что сама разведет огонь в очаге, чем сильно ее удивила. Привыкнув к богатой жизни в Ершалаиме, Анна разучилась работать по дому и прямо говорила матери, что не любит этого.

Мать ее, рано иссохшая, невысокая женщина, внешне напоминала больную. На самом же деле была очень сильной, за что в Гите ее и прозвали Зией-двужильной.

Но эта двужильность не помогла ей родить другого ребенка, она родила только Анну. Которую и любила за семерых.

Поэтому мать ничего и не говорила на нежелание Анны работать по дому. Пусть отдыхает. Ведь трудно, наверное, ей приходится в этом Ершалаиме в услужении у той знатной дамы, имя которой Зия выговаривать не научилась. Да и к чему оно ей?

Если дочка довольна такой работой, если хозяйка ее не обижает и даже вот разрешила проведать родителей, причем, не ограничила срок, значит, и вправду хорошая женщина, да пошлет ей Всевышний здоровья на долгие годы!

Старый Минарефф, отец Анны, был вообще-то не таким уж и старым, но жизнь землекопа и его иссушила. Так что выглядел он действительно старцем.

Женившись на Зие, Минарефф надеялся, что она подарит ему как минимум трех сыновей. Поэтому дол не мог смириться с тем, что кроме Анны детей у н больше не будет.

И согласился он с этим лишь после того, как странствующая прорицательница, пришедшая в Гинзу с группой бродячих артистов, сказала ему лет десять назад, что если Зия попытается родить еще раз, то будет у нее не выкидыш, а дорога в мир праотцов.

Кое-кто из соседей советовал Минареффу не верп: гадалке. Акцель-пастух говорил, что если б все, что прорицательницы вещают, сбывалось, то он бы давно уже жил в Кесарии Палестинской, имел там лавку, торговал коврами и ни о какой Гинзе не вспоминал.

— Не слушай ты эту врунью! — уговаривал он Минареффа. — Она свои предсказания придумывает тут же, на месте, а сопит и молчит так долго только для важности… Поэтому прямо сегодня ночью ты постарайся, и к следующей весне Зия родит крикливого мальчугана. А то как же так? У тебя, правоверного иудея, только одна дочь?

Его совету Минарефф не внял. Для виду кивнул и пошел восвояси. Ну не будет же он объяснять этому Акцелю-пастуху, с которым никогда особенно и не знался, что любит, по-прежнему любит Зию. Как любил, когда только женился на ней. И что жизнь ее дороже ему той мечты о как минимум трех сыновьях. Если Зия не может больше иметь детей, значит, так решил Иегова. И спорить с ним Минарефф не будет… Поэтому и отец в Анне души не чаял. А те четыре года, что она провела в Ершалаиме, присылая такие редкие весточки о себе, он страдал от тоски и грустил.

Год назад Минарефф не выдержал и поехал в Ершалаим. С трудом, но он разыскал Анну и все узнал. Все…

Ночь после этого он просидел в провонявшем пылью и тараканами караван-сарае, глаз не сомкнув. Как же так? Неужели его единственная, его возлюбленная дочь появилась на свет для того, чтобы торговать своим телом? Где справедливость? Кто уготовил ей такую судьбу?

На утро его разыскала Анна. И прямо там, в грязной, зловонной комнате, упала перед ним на пол. Упала во всех драгоценностях, в дорогой одежде. Упала молча. И так лежала на убогой циновке, вздрагивая плечами.

Минарефф поднял ее. Они сели на грубый сундук из плохо оструганных досок и долго-долго сидели обнявшись.