Первый класс

Будто подслушав его мысли, стрелок встал в полный рост из-за последнего в ряду припаркованных автомобилей «фольксвагена» и неторопливо двинулся к палисаднику через неширокую асфальтированную дорожку внутридворового проезда. Судя по всему, до снайпера наконец-то дошло, что его противник не вооружен. Иллариону в связи с этим немедленно вспомнились собственные хвастливые рассуждения по поводу того, что в большинстве случаев оружие-де нужно исключительно для оказания психологического давления. Сейчас он горько сожалел о сказанном: похоже, какие-то высшие силы и впрямь избрали этот дивный вечерок для того, чтобы слегка укоротить не в меру длинный язык военного пенсионера. Он попытался припомнить, чего еще успел наговорить Мещерякову, пока чистил револьвер, чтобы знать, чего ожидать дальше, но нисколько в этом не преуспел: обстановка, увы, не располагала к воспоминаниям. Строго говоря, в такой обстановке полагалось вспоминать не подробности последнего разговора, а всю свою жизнь — именно такие воспоминания, если верить мировой литературе, посещают человека в последние мгновения перед смертью.

«Ну, давай, родимый, — мысленно взмолился Забродов, обращаясь к замершему в напряженной позе стрелку, — еще пару шагов! Ну, еще хоть шажочек!» Он поудобнее перехватил метательный нож, уже успевший основательно остыть на легком морозце, готовясь поднести ночному снайперу сюрприз, и тут случилось непредвиденное: кто-то из жильцов квартиры на первом этаже, не подозревая о разворачивающихся прямо под его окнами драматических событиях, решил поужинать и включил на кухне свет.

Прямо над головой у Забродова мгновенно и беззвучно вспыхнул яркий желтоватый прямоугольник. Иллариону пару раз случалось быть застигнутым на нейтральной полосе не ко времени выпущенной кем-то осветительной ракетой, и сейчас он испытал точно такое же ощущение, как тогда: ну вот, не было печали!

Выбирать более удобную позицию для броска было некогда. Он метнул нож, на долю секунды опередив выстрел, и сам метнулся в сторону, четко при этом осознавая, что в сложившейся ситуации эта попытка уйти с линии огня, вероятнее всего, окажется бесплодной.

Реакция у стрелка и впрямь была завидная: он заметил и оценил движение противника и успел-таки отпрянуть, так что обоюдоострый клинок, который должен был войти ему в гортань, вонзился в плечо. Стрелок издал короткий приглушенный возглас; краем глаза Забродов увидел, как по вороненому металлу следующего за его передвижением ствола скользит продолговатый блик падающего из окна электрического света, и понял, что игра окончена: он выбросил свой последний козырь, его карту побили, и, значит, настало время подвести итог и расплатиться по долгам.

Пистолет, в котором все никак не могли кончиться патроны, снова коротко щелкнул. Илларион сумел уклониться, припав к самой земле и напоровшись при этом животом на жесткий сухой стебель какого-то растения. Пуля шевельнула волосы на его голове и набросала на затылок и плечи цементной крошки. «Вот тебе, бабушка, и юрьев день», — ни к селу ни к городу подумал Забродов, и тут по двору раскатился показавшийся оглушительным хлесткий звук пистолетного выстрела. Что-то тяжело звякнуло об асфальт, и стрелок без предисловий и кинематографических раскачиваний, долженствующих означать упорную борьбу со смертью, кулем свалился там, где стоял.

Илларион медленно выпрямился во весь рост и огляделся, ища слетевший с ноги шлепанец. Увы, этот вечер в его календаре был помечен жирным черным крестом, означавшим сплошное невезение: тот самый тип, который чуть не погубил Забродова, столь несвоевременно включив на кухне свет, теперь, напуганный выстрелом, столь же несвоевременно его выключил. Обернувшись, Илларион разглядел в темном окне бледное пятно прильнувшего к стеклу лица и извиняющимся жестом прижал к сердцу ладонь: дескать, извините, я нечаянно… Лицо за стеклом кивнуло и исчезло, и стоявший под самым окном Илларион расслышал, как человек крикнул куда-то в глубь квартиры: «Это Забродов!» — «Опять?!» — послышался в ответ полный возмущения женский голос. Свет в окне снова загорелся; виновато вздохнув, Илларион отыскал шлепанец, обулся и, треща кустами, выбрался из палисадника.

Мещеряков в своем распахнутом черном пальто стоял, опершись о капот ближайшей к нему машины, и, скрючившись, прижимал к левому боку руку с пистолетом. Его слегка покачивало, но напоминать мертвое тело он, по крайней мере, перестал.

— Лучше поздно, чем никогда, — сказал ему Забродов. — Я думал, ты решил досмотреть это кино до конца, оставаясь в роли пассивного зрителя.

— Ну уж дудки, — слегка задыхаясь, возразил генерал. — По сценарию перед финальными титрами мне должны были всадить пулю в башку, а мне такие сюжеты не нравятся.

— О вкусах не спорят, — пожал плечами Илларион, озабоченно ощупывая свежую царапину под глазом. — И вообще, стоило, наверное, попробовать: а вдруг бы отскочила?

— От твоего лба точно отскочила бы, — огрызнулся Мещеряков, убирая пистолет в наплечную кобуру. — Надо ментов вызвать, что ли…