Первый король Шаннары

После обеда сторы ушли по своим делам, а житель приграничья с девушкой остались сидеть на жесткой скамье у входа в обеденный зал, наблюдая, как сгущаются сумерки. В голову лезли неприятные мысли. Бреман не появился. Возможно, он еще в Параноре. А может быть, оказался в ловушке на противоположной стороне равнины Рэбб, отрезанный неприятельской армией. Кинсона раздражала неопределенность и вынужденное бездействие в ожидании друида — он предпочел бы действовать. Уж лучше бы Бреман послал его искать Коглина, пусть для этого и пришлось бы отправляться в Темный Предел. А так они только зря теряют время.

Из зала вереницей вышли сторы в плащах с капюшонами, таинственные и сосредоточенные. Они спустились по ступенькам крыльца и двинулись к зданию на противоположной стороне улицы. Их белые силуэты медленно таяли в серой мгле сумерек, словно призраки в ночи. Кинсон дивился их ограниченности, странному сочетанию фанатичной преданности работе и полной отстраненности от остального мира, бурлившего за пределами крохотного селения. Взглянув на Марет, он попытался представить ее одной из них. Интересно, хочет ли она и теперь быть принятой в их орден? Что для нее лучше, изоляция, запрет пользоваться своим волшебным даром или угроза, что он вырвется наружу? Где бы она чувствовала себя свободнее, здесь или в Параноре? Загадочная жизнь Марет мучительно интересовала Кинсона, и он вдруг обнаружил, что думает о ней, как никогда ни о ком не думал. В ту ночь он плохо спал, мучимый сновидениями, в которых кишели жуткие безликие твари. Когда незадолго до рассвета Кинсон проснулся, не успев еще сообразить, что делает, он уже стоял с мечом в руке. Снаружи раздавались низкие грубые голоса и слышалось бряцание оружия. В одно мгновение Кинсон понял, что происходит. Он не стал надевать башмаки, взяв только меч, вышел из спальни и проскользнул в ведущий к входным дверям коридор. Там было несколько окон, выходивших на главную улицу. Держась в тени, он выглянул наружу.

К небольшой группе сторов, сгрудившихся на ступеньках главной лечебницы, расположенной на другой стороне улицы, подступал поисковый отряд вооруженных троллей. Судя по угрожающим жестам и возгласам, тролли намеревались проникнуть внутрь. Злобные голоса принадлежали троллям, сторы же отвечали на угрозы незваных гостей молчанием. Кинсон не знал, чего добивались тролли. Возможно, речь шла о фураже и припасах, а может быть, и о чем-то большем. Однако он с уверенностью мог сказать, что они не собирались отступать от своих требований, отлично понимая, что в селении нет никого, способного оказать им сопротивление.

Кинсон смотрел из неосвещенного здания на тенистую улицу, на открытую дорогу, пытаясь сообразить, что же предпринять. Остаться на месте в надежде, что ничего не случится? Но поступив так, он отдавал сторов на милость троллей. Напасть на троллей сзади и убить четверых или пятерых прежде, чем остальные одолеют его? Не много проку! Как только его убьют, а его обязательно убьют, рассвирепевшие вояки смогут сделать со сторами все что захотят. Отвлечь их на себя? Но нет никакой гарантии, что ему удастся выманить из деревушки всех троллей и что они не вернутся позже.

Он вдруг вспомнил о Марет. Она обладает достаточной силой, чтобы спасти этих несчастных. Ее магическая энергия настолько велика, что испепелит весь отряд прежде, чем тролли успеют глазом моргнуть. Но Бреман запретил ей прибегать к магии, а без нее девушка была такой же беззащитной, как и сторы.

На противоположной стороне улицы один из троллей, угрожающе опустив острие огромной пики, начал подниматься по ступенькам на крыльцо. Сторы следили за ним, словно овцы за приближением волка. Кинсон крепче стиснул рукоять меча и подошел к входной двери, стараясь осторожно приоткрыть ее. Что бы он ни собирался делать, действовать надо было быстро.

Кинсон уже намеревался сделать шаг из темного проема, как вдруг из-за спины осажденных сторов раздался вопль. Некто вышедший из здания, которое они охраняли, пытался протолкаться сквозь их ряды. Показалось шаркающее полуодетое создание, трясущееся и извивающееся, словно одержимое безумием. За ним волочились лохмотья и бинты, свалившиеся с открытых мокнущих язв. Лицо несчастного создания было покрыто болячками, тело исхудало от долгой болезни так, что кости отчетливо выступали из-под сморщенной кожи.

Пробившись сквозь кучку сторов, это жалкое подобие человека, отчаянно причитая, подошло к краю крыльца. Тролли на всякий случай приготовили оружие к бою, а стоявшие ближе всех невольно отступили на шаг.

— Чума! — завыло полуразложившееся создание, и это жестокое и страшное слово зазвенело в тишине. Со спины больного с отвратительным жужжанием взлетела стайка насекомых. — Чума, повсюду чума! Бегите! Спасайтесь!

Существо зашаталось и рухнуло на колени, от которых тотчас отвалился кусок плоти, и из открытой раны на деревянные ступени брызнула кровь, от которой в холодном ночном воздухе поднялся пар. Кинсон содрогнулся от ужаса. Больной буквально распадался на глазах!