Первый после бога

– На берегу – там, слева – навалена куча камней, сэр. – Белл протянул капитану трубу. – Бьюсь о заклад, под камнями покойники – те, кому парни Батлера расчистили дорожку в ад. Большая куча!

– Наши где?

– Наших бросили у воды. За этой кучей, сэр… Там сидят эти чертовы грифы.

В наступающих сумерках Шелтон различил сваленные грудой полунагие тела и огромных птиц с кривыми клювами. Он вспомнил лагерь испанцев у Канивы, трупы с оторванными конечностями, запах крови и горящей плоти; вспомнил все это и пробормотал:

– Как сотворишь, так же тебе и воздастся… Господи, быстро мелют мельницы Твои!

– Вы что-то сказали мне, сэр? – спросил боцман.

– Нет, Том. Я не уберег наших парней и прошу у них прощения.

Шелтон перевел взгляд на бухту. У ее горловины покачивался на волнах «Старина Ник», трехмачтовый барк Френсиса Таунли, и по его палубе вышагивали часовые с мушкетами. До барка никак не добраться – четыре-пять кабельтовых с любого берега, вплавь не одолеешь. «Амелия» стояла ближе, всего в ста пятидесяти ярдах, и к ее корме был причален шлюп Сармиенто, а рядом виднелся еще один – несомненно, «Москит» Самюэля Лейта. Разглядев его, капитан вспомнил слова Рокуэлла, скрипнул зубами и выругался. Лейт, вонючий хорек! Вот кто выследил «Амелию»!

Сумерки сгущались, и силуэты кораблей быстро таяли в надвигавшейся темноте. Шелтон, однако, успел заметить, что на его плененном судне тоже несут вахту, и часовые бдительны. Орудийные порты были открыты, из них выглядывали жерла пушек, и стоявшая близко к берегу «Амелия» казалась приманкой – попробуй сунься, и попадешь под огонь! Несколько минут он размышлял, как добраться до корабля, но тут не имелось вариантов – только ночью и только вплавь. Лодок нет и нет деревьев, чтобы связать плоты; к тому же люди устали, и вести их сейчас в бой – чистое безумие.

Он снова выругался и произнес:

– Судно захвачено утром. Почему Таунли не ушел? Чтобы похоронить убитых, много времени не нужно, а он все еще здесь.

– Поджидает нас? – предположил боцман. – Ему ведь неизвестно, когда мы вернемся. Думаю, сэр, ублюдок хочет всех порешить.

– Тогда бы он устроил засаду на суше, – возразил Шелтон. – Была схватка, наших перебили, а Дереку и трем полумертвым удалось скрыться и доползти до кустов. Их даже не стали искать, не пожелали прикончить! Как считаешь, почему?

Белл помотал головой.

– Не знаю, сэр. И правда странно.

– Таунли умеет считать, – пояснил капитан. – С Дереком было два десятка, и значит, большая часть команды на берегу. Где же? Возможно, где-то поблизости. Наткнешься на них, и будет бой до смерти, с большими потерями. Он не хотел рисковать. Он и так потерял многих.

– Ясно, сэр.

– Нет, не совсем. Таунли взял корабль и мог бы уйти. Однако не ушел… В чем же причина?

Молчальник Брукс что-то буркнул.

– Что? Что ты говоришь?

– Перец к мясу, сэр.

– Перец? И что это значит?

– Ждет нас, – промолвил Брукс. – Желает покуражиться. Это как перец к мясу. Приправа.

Некоторое время Шелтон обдумывал эту мысль и решил, что толк и смысл в ней имеются. Он унизил Таунли, теперь Таунли хочет унизить его… Приправа к блюду, точно! Обернуть бы ее к пользе дела! Вызвать мерзавца на поединок?.. Он на это не пойдет или предложит драться на корабельной палубе, в кругу своих головорезов… А те всадят нож в спину…

Впрочем, нож уже сидел, и не в спине, а в сердце. Шелтон старался не глядеть на мертвые тела за кучей камней, на трупы своих моряков, на которых пировали грифы. Завтра, когда «Амелия» уйдет – ведь должно это когда-нибудь случиться! – он их осмотрит и попрощается с ними. Там, должно быть, Палмер Джонс, Мэт Уэллер, Дик Сазерленд и книгочий Костакис с Родоса… и там братец Руперт Кромби, хоть хвастун и фанфарон, однако родич…

Нож повернулся в ране, Питер прикусил губу и пробормотал проклятие. Потом сказал:

– Том, вернешься со мной, а ты, Брукс, сиди тут и смотри в оба. В середине ночи тебя сменят.

Они шагали обратно почти в полной темноте. На небе висел месяц, похожий на ладью с загнутыми вверх носом и кормой, и созвездия были знакомыми, почти такими же, как на Ямайке. Начало холодать. Шелтон уже испытал эти резкие перепады – в пустыне дневная жара ночью сменялась знобящим холодом. Обернувшись, он увидел, как над водой и в самой воде вспыхивают новые звезды – на кораблях зажигали фонари.

В лагере тоже светились костры, совсем крохотные – сухие ветви кустов были скудным топливом. У огня, горевшего рядом с лежащим Батлером, сидел Берт Айрленд; морщины змеились по его лицу, и казалось, что он постарел на десять лет.

Капитан опустился у костра, кивнул на Батлера.

– Дерек что-нибудь говорил?

– Бредил и ругался, прости его Господь, а теперь в беспамятстве, – ответил Айрленд. – На них, сэр, целая сотня навалилась. Я так понимаю, его послушав: когда стало ясно, что корабль не удержать, мистер Батлер велел, чтобы прыгали в воду. На берег вышли четверо. Лекаря он сюда дотащил, а Ингел и Брюс сами приползли.

– Что с ними?

– Отмучались. – Парусный мастер перекрестился. – А мистер Хадсон, думаю, умер еще утром – грудь пробита навылет.