Первый поцелуй Анны

– Это я-то? – мои глаза потемнели от гнева и возмущения. – Посмешище, это ты, позволь тебе напомнить. – Между прочим, на этот «мешок» ты и за всю жизнь не заработаешь. Это Шанель, понял?

– Шанель? Шанель!!! Ха, ха, ха! – И почему только его смех мне нравился до этого? Примерзкий смешок. – Да я видел этот мешок от Шанель в магазине «одежда и обувь для всей семьи». Мама выбирала подарок тетке. Видишь ли, у мамы нет возможности ходить по дорогущим магазинам, но твой мешок она покупать не стала. Ой, насмешила. Я вижу, врать – твое любимое занятие.

– Вот, посмотри. Написано «Шанель», ясно тебе?

Макс тянет за этикетку, и она с легкостью отрывается, что меня очень разочаровывает. Неужели такой именитый дом не в состоянии нормально пришить какую-то этикетку!

– Шанель, да, говоришь. Лживая предательница! Завтра чтобы кепку принесла. А то тебе не жить в этой школе. И никакие модные роботы тебя не защитят. Они знать не знают, что такое дружба. И ты тоже. Нашла кому верить…Я-то думал, мы друзья, я-то думал, мое слово для тебя значит больше слова безмозглой идиотки. Но нет, ты такая же как они – дешевая и пустая.

Я стою посередине фойе. От моей смелости не осталось и воспоминаний. Зачем я его поддела, зачем захотела еще больше унизить? Это разве я? Прежняя я только бы фыркнула, увидев такую выходку. И никогда, никогда бы так не поступила. Но и Макс хорош. Никак не ожидала такой тирады от него. Обидно так, что я еле сдерживаю слезы.

Я разворачиваюсь и мчусь в туалет. Залетаю в кабинку и стягиваю с себя балдахин. На месте этикетки видны нитки. Огромные узлы торчат, словно смеясь надо мной. Я выворачиваю платье и нахожу сбоку белый ярлычок, на котором что-то написано по-турецки. А ниже еще один: «Сделано в Китае». Боже мой. Боже мой… Если честно, увидь я в магазине это платье, тоже посмеялась бы. Вот дура. Но каждый человек, который хоть раз видел показ высокой моды, согласится со мной, что не все, что надето на моделях вызывает восторг у обывателя.

Я в ярости шагаю в сторону класса. Распахиваю дверь и понимаю, что сесть с Соней я не могу. Неужели она специально мне подсунула это гнусное платье, чтобы весь класс смеялся? Теперь мне совсем неуютно. Прежняя уверенность исчезла, словно масло на горячем тосте.

Анастасия Юрьевна хмурится, при моем появлении, и осматривает меня с ног до головы, вызывая полуистерический смех у всего класса. Да, да, я бы тоже посмеялась, если бы не стояла сейчас здесь, словно пугало огородное.

Я прошмыгиваю в класс, и судорожно соображаю, куда бы приземлиться. С Соней не могу сесть, иначе загрызу ее. С Максом тоже – он меня загрызет. Аманда кладет руку на скамейку рядом с собой, мол, место занято, и как-то зло смотрит на меня. Рыжая заходится смехом голодной гиены. В чем дело? Что случилось? Мне непреодолимо хочется, чтобы все это вдруг оказалось страшны сном, и вернулась моя уверенность. Я быстрым шагом прохожу до конца ряда и сажусь на предпоследнюю парту. И тут же принимаюсь строчить гневное послание новоявленной подруге.

Соня. Это платье вовсе не Шанель!!! Даже не понятно, где оно сделано – в КИТАЕ или в ТУРЦИИ! Что за кошмар ты мне подсунула? Надо мной весь класс смеется!

Я лихорадочно сворачиваю записку и передаю ее вперед, с небольшим комментарием: «передай Коганович». Я слышу, как его повторяют несколько раз, и записка достигает адресата.

Соня откладывает ее и только спустя несколько минут лениво разворачивает ее, словно ей вовсе не интересно, что там написано. Но Анастасия Юрьевна выхватывает ее из ее рук. На что Соня только разводит руками.

– Это платье вовсе не Шанель, – читает она. И мои щеки предательски загораются красным пламенем. – Да уж, это точно, – закатывает она глаза под оглушительный смех всего класса. Даже затюканная Катя Губченко ржет как обкурившаяся лошадь. Уверенна, она даже не слышала о том, кто такая Коко Шанель.

Господи, что же это такое? Как так случилось, что всего пять минут назад я была звездой, а теперь прежняя забитая я, над которой все смеются. Главный клоун 10 гуманитарного. Я обвожу взглядом класс: Соня гогочет вместе со всеми, Макс качает головой. Сейчас, когда я сижу чуть дальше него, а не рядом, я могу рассмотреть его получше. И меня вдруг бросает в жар от собственных мыслей: меня он интересует не просто как друг. Он поворачивается и смотрит на меня своими пронзительными синими глазами, наполненными жалостью и презрением, и мое сердце начинает стучать еще быстрее (учитывая недавний инцидент с прочтенной запиской, после которого оно еще не совсем вернуло свой ритм). И мне становится еще хуже оттого, что в его взгляде нет ничего дружеского, более того, я уверенна, что ему стыдно за то, что водил со мной дружбу.

– Дорогая моя, неужели ты думаешь, что я бы отдала настоящее платье от Шанель? Боже мой, нулевые познания в области моды. – Но меня ее комментарий уже не волнует, потому что еще больше я просто не могу опозориться.