Первый президент (Хаим Вейцман)

Так или иначе, Вейцман продолжает борьбу. Описывая реакцию людей на деятельность сионистов, он указывает на то, что мотивы интереса людей к сионизму были различными. Одними двигала встревоженная совесть, другими — искреннее увлечение идеей. Разумеется, могли быть и третьи, и четвертые… Опытный фандрейзер[6] должен все это понимать и умом и сердцем. Вейцман был, несомненно, опытным фандрейзером. Воздавая должное всем, кто помогал, и особенно тепло рассказывая об Эдмоне Ротшильде, он пишет следующее: «Несколько людей его калибра и возможностей могли бы изменить всю историю Палестины и полностью ликвидировать весь ущерб, нанесенный нашему делу евреями-антисионистами и нерешительностью нееврейского мира. Но таких, как он, у нас больше не было.» Честно говоря, читая о деньгах, которыми оперируют сильные мира сего, среди которых есть и евреи, время от времени думаешь нечто подобное.

Определенные трения имелись и среди сионистов. Кто-то не забыл историю с Угандой и не мог простить Вейцману его оппозиции Герцлю, некоторые не разделяли негативного отношения Вейцмана к Германии. Видимо, они не могли правильно оценить глубину немецкого антисемитизма. Некоторые считали позицию Вейцмана слишком проанглийской. Словом, причин для конфликтов тогда хватало, впрочем их хватало и прежде, и позже.

6. На службе Его Величества. Путь к Декларации

В марте 1916 года, вернувшись из поездки в Палестину, X.Вейцман обнаруживает у себя на столе вызов в Адмиралтейство. Флоту нужен ацетон для производства бездымного пороха — а вы, доктор Вейцман, химик. И ко всем прочим обязанностям добавляется еще одна — он строит опытную установку по производству ацетона. Установка строится в Лондоне, а лекции надо читать и исследования надо вести в Манчестере. Вейцман приспособился ночевать в поезде, по дороге туда и обратно. Но в итоге университет проявил разумность и освободил доктора от части исследовательской работы. Вейцман был принят на правительственную службу и представлен лорду Адмиралтейства Уинстону Черчиллю. Первые слова лорда были «Доктор Вейцман, нам необходимо тридцать тысяч тонн ацетона. Можете вы их сделать?» В своих воспоминаниях доктор пишет, что «чуть было не бросился наутек».

Два года каторжной работы… То одна проблема, то другая. Строительство установок и заводов. Сырье поступает из Америки, но немецкие подлодки топят корабли. Часть производства перенесена в Америку и Канаду. Нагрузка на этой работе становится все больше, и в итоге доктор Вейцман совсем покидает Манчестер и обосновывается в Лондоне. Рождается второй сын. Лорд Бальфур сменяет Черчилля в Адмиралтействе, Ллойд Джордж становится министром боеприпасов. В своих воспоминаниях Вейцман пишет об этом периоде так: «Я был тесно связан с его ведомством, так как моя лаборатория занималась также проблемами, не имевшими прямого отношения к ацетону.

Когда миновал период экспериментальных поисков и строительства опытной установки, я вздохнул свободнее и получил возможность чаще встречаться с британскими государственными деятелями — чаще даже, чем в Манчестере. Постепенно мои интересы вновь переместились в сторону сионистских дел, и с этого момента события стали быстро развиваться в сторону одной из самых значительных вех в истории сионистского движения и, полагаю, в истории еврейского народа в целом — в сторону принятия Бальфурской декларации».

Но до нее еще надо было добраться. Мешали ассимилянты, но еще больше мешало невежество. Разъяснять, разъяснять и разъяснять. Многое из того, что говорил Вейцман, по сей день звучит актуально и поучительно. Вот, например.

«В годы Второй мировой войны единственной частью Средиземноморья, на безоговорочное сотрудничество с которой в борьбе с нацизмом и фашизмом могли рассчитывать союзники, оказалась еврейская Палестина. И было бы ошибкой объяснять это только особым положением евреев, которые не могли рассчитывать ни на какую сделку с гитлеризмом. Справедливо обратное: это гитлеризм не мог рассчитывать на сговор с еврейством, демократичным по самой своей природе. Тип общества, возникший в еврейской Палестине, был отражением национальной, социальной и этической сущности еврейства. В войне за утверждение в мире демократических принципов еврейская Палестина просто не могла играть иной роли, независимо от того, как относились антидемократические силы к еврейскому народу».