Когда Грачик приблизился, Кручинин встретил его прямым взглядом весело искрящихся глаз. Вместо приветствия он добродушно спросил:
– Что скажете? – и указал кистью на мольберт.
Грачик зашел ему за спину и взглянул на холст, ожидая увидеть березки, перед которыми стоял мольберт. Но, к его удивлению, там было изображено нечто совсем иное: церковь, заброшенный погост.
Вокруг сияла радость ясного солнечного утра, а этюд был освещен розовато-сиреневой грустью заката.
– Разве не удобнее писать с натуры? – удивленно спросил Сурен.
– Прежде я так и делал, – сказал Кручинин, – когда зарабатывал этим хлеб.
– А теперь?
– Теперь это – тренировка глаза. Вот, скажите: верно схвачено вечернее освещение? Я был там только раз и всего минут десять. Нарочно не хожу больше, пока не закончу. Как с освещением, а? В остальном-то я уверен.
– В чем вы уверены? – не понял Грачик.
– В деталях: церковь и… вообще все это, – он указал на изображение погоста.
Место, воспроизведенное Кручининым, было хорошо знакомо Грачику. Он любил бывать там и именно вечерами. Он был уверен, что хорошо представляет себе и старенькую церковь и окружающий ее характерный пейзаж.
Грачику показалось, что, несмотря на свою уверенность, Кручинин передал пейзаж неверно. Он выписал целый ряд деталей, которых там в действительности не было. Вот, например, эти кресты: не может быть, чтобы они стояли так – вразброд, в «фантастическом» беспорядке, будто нарочно выдуманном художником. И вон той покосившейся живописной скамеечки слева вовсе нет на погосте. Не видел там Грачик и остатков ветхой изгороди в углу погоста.
– Вы подрисовали тут кое-что от себя, – сказал он и указал на занимающую передний план гранитную плиту заброшенной могилы. – А вот уже и настоящая ошибка, смотрите…
Ясно виднелись высеченные на граните цифры. Но вместо «1814» – даты, стоявшей на камне, – Кручинин почему-то изобразил нечто несуразное. Четверка была старательно выписана задом наперед.
– Ну вот и это тоже художественная деталь, выдуманная вами для оригинальности, – не без удовольствия подтрунил Грачик.
– Ради оригинальности? – повторил Кручинин, и на мгновение брови его сошлись у переносицы.
– Во всяком случае, от себя, – поправился Грачик, заметив, что его слова задели художника
– От себя? – снова повторил Кручинин и, прищурившись, пригляделся к полотну. – Перед ужином мы с вами пройдемся, сличим этот набросок с натурой… хотите?