– Никем не замеченный, я добрался до конца коридора. Судя по запахам, я был недалеко от кухни. Она меня не интересовала, и там наверняка была прислуга, которая могла меня заметить. Пожалуй, пора было поворачивать к выходу, тем более, что я теперь знал: через несколько минут здесь будет наш милейший шеф, и мы вместе с ним можем открыто войти в дом. Я вернулся в прихожую и уже взялся было за ручку парадной двери, когда луч света, падающий откуда-то сбоку, осветил угол за вешалкой. Я увидел несколько пар палок, лыжи, рюкзаки и аккуратно выставленные рядком три или четыре пары горных ботинок. Ну, ты уж и сам понимаешь: я не мог не поглядеть на их подошвы. Я поднял эти ботинки один за другим и увидел… Все они были подбиты именно так, как вот эта пара. – И он указал на следы в снегу, около которых они стояли. – А их там было четыре пары! Да, да, восемь подошв с умно набитыми шипами.
Молоко на ночь
Несколько мгновений Грачик в разочаровании глядел на замысловатый рисунок шипов, четко отпечатавшийся на снегу.
– Значит… эта нить ненадежна, – с досадой сказал он.
– Такими «уникумами» в этом доме обладают по крайней мере четверо. Впрочем, не отчаивайся, – непринужденно добавил Кручинин. – Я увидел кое-что, вознаградившее меня за пережитое разочарование: из кармана висевшей там спортивной куртки торчал сложенный вдвое голубой полотняный конверт.
– Дайте сюда! – радостно воскликнул Грачик.
– Он… остался в том же кармане.
– Как, вы не взяли его?!
– Не успел. Кто-то шел по коридору. Но конверт от нас не уйдет. Мы возьмем его, как только войдем в дом вместе с полицией.
– Вы намерены продолжать поиски?
Кручинин посмотрел на Грачика так, что у того пропало желание задавать вопросы.
– Да, вон и автомобиль. Это они. Марш, марш!
Друзья побежали вокруг дома…
На несколько мгновений Грачик невольно задержался на углу бульвара: представившаяся ему картина была великолепна. В слабом свете затемненных фар бульвар с его столетними каштанами, опушенными снегом, представлялся еще более нарядным, чем в свете месяца. С большим вкусом казалась выполненной природой эта панорама «блек энд уайт». Силуэты далеких домов и собора синели, как задник тонко задуманной и с необыкновенным искусством выполненной декорации. Это было красиво до неправдоподобия… Со стороны автомобиля послышался чей-то не то удивленный, не то испуганный возглас и смех Кручинина. В слабом свете автомобильной фары стоял толстый шеф и не пытался скрыть своего изумления при виде русских.
– Вот вам мой новогодний сюрприз: мы сами своими персонами! – весело воскликнул Кручинин.
– А мы только что заезжали за вами, – с несвойственной этому весельчаку мрачностью произнес шеф. – Я был очень огорчен и даже обеспокоен тем, что вас еще нет дома. Это дело… – он кивнул на особняк Вельмана, – без всякого сомнения, находится в связи с тем, что мы с вами видели два часа назад. И должен признаться, у меня пока нет никаких оснований прийти в хорошее настроение. Каждую минуту мы можем ждать, что злоумышленники приведут в исполнение свое намерение, или, вернее, приказ своих хозяев: станция может быть взорвана. Я уже отдал распоряжение пожарным командам быть наготове, и я хочу передвинуть их в этот район.
– Вы ждете взрыва? – спросил Кручинин с интересом, показавшимся Грачику подозрительным.
– Да! – трагическим тоном воскликнул толстяк. – Косвенные сведения, поступившие в редакцию, то есть я хотел сказать, перехваченные сейчас полицией, говорят о том, что остатки гитлеровской агентуры получили какие-то секретные инструкции. Какие, мы еще не знаем, но это может быть именно приказ об уничтожении станции, поскольку враги убедились в том, что им сюда уже больше не вернуться. Когда я думаю об этом взрыве… О, это было бы очень грустно!.. Хотя это и был бы замечательный материал для газеты. Просто прекрасный материал!
– Да, более чем прекрасный материал, – иронически согласился Кручинин. – Так не будем же терять времени.
– Вы заготовили ордер на обыск в доме Вельмана? – спросил шеф стоящего рядом черноусого лейтенанта Круши.
– Так точно, начальник, – отозвался лейтенант. – И захватил несколько пустых бланков для приказов об аресте.
– Идемте же, господа, – воскликнул шеф, первым вбежал на ступени подъезда и взялся за ручку двери. И как раз в этот момент, словно вызванный его прикосновением, по дому разнесся вопль. В нем звучали испуг и отчаяние. Это был крик насмерть перепуганной женщины.