Первый удар

Чую, что больше нам с тобой не свидеться. Знаю, что воевал ты все это время честно, как я учил, да и отец бы твой гордился, будь он сейчас жив. А по мне не грусти – это сколь же можно небо-то коптить? Тебя вырастил, пора и честь знать. Об одном жалею – что не довелось мне тебя обнять, пока старые кости еще носят. Ну, это ничего.

Передаю тебе, внук, награду твою. Десять лет без малого, почитай, она тебя ждала – еще с первой похоронки, которую мы с бабкой на тебя получили. Так и лежала в красном углу. Думал – вернешься, а я ее тебе за столом накрытым и вручу при всей родне. Но теперь уж держи ее и надень сам. Заслужил, внук. Считай, и от меня тебе эта награда.

А теперь – прощай, Степушка. Нечего нам с тобой, мужикам, долгие проводы устраивать. Приезжай в родные места, навести наш дом. Твой он теперь – боле никого не осталось.

Твой дед, Константин Егорович Нефедов».

Степан открыл коробочку. Там на черном бархате лежал, тускло отсвечивая полированным серебром, Георгиевский крест. Старшина достал его, сжал в кулаке, чувствуя, как острые грани врезаются в ладонь.

И заплакал.

8. Родина не забудет

Сергей ударился головой о борт грузовика и проснулся. Как всегда, пробуждение было мгновенным – словно из одной темной комнаты шагнул в другую, посветлее. Он поглядел на небо. Светает.

Впереди над бортом все так же маячил силуэт впередсмотрящего – незнакомого мужика с погонами сержанта. Он должен был следить, не висят ли где-нибудь над дорогой провода, которые грузовик может зацепить. Чтобы их вовремя приподнимать, сержант еще перед отправлением срубил в лесу длинную ветку с рогулькой на конце. Впрочем, похоже было, что он тоже спит – по-неживому моталась голова в пилотке, горбатилась спина под натянувшейся шинелью. Сергей потянулся и потряс впередсмотрящего за ремень.

– Сержант! Слышь, сержант!

– А? – очнулся тот, машинально подхватив падающую ветку, и уставился на солдата непонимающими глазами. Потом поежился и свободной рукой протер глаза.

– Фу, черт… И не заметил, как заснул. Дорога тянется, ни огонька кругом, ни звездочки. Вот и сморило… – в голосе сержанта слышалась виноватая нотка. Он украдкой посмотрел кругом, но, увидев, что все спят, успокоился.

– Земляк, ты уж не говори никому, ладно?

Сергей пожал плечами: мол, мне-то что, я – могила. Сержант протянул ему ледяную ладонь.

– Федор.

– Рядовой Сергей Никольский, товарищ сержант…

– Брось ты. Не на плацу, не тянись, – махнул рукой Федор и снова отвернулся к дороге, теперь уже внимательнее вглядываясь вперед. Небо уже совсем посветлело, и стали видны деревья, мимо которых ехал грузовик. «Откуда здесь проводам-то взяться?» – еще сонно подумал Сергей, и тут же Федор, словно прочитав его мысли, снова поглядел на него.

– Провода не провода, а мало ли что… Сверху виднее, чем шоферу – может осыпь или завал случился.

Сергей ничего не ответил, но сержанту, похоже, наскучила молчаливая езда. Он прислонил рогатку к борту и достал из кармана пачку «Казбека» – дунул в гильзу, прикурил и, катая папиросу в углу рта, спросил:

– Ты-то хоть знаешь, куда едем?

Сергей покачал головой. Он вообще как-то смутно вспоминал события этой ночи. В памяти крутилась только какая-то черная воронка, выбрасывавшая куски воспоминаний: сигнал тревоги, сбросивший его с холодного и жесткого топчана, тяжесть автомата в руках, молчаливая посадка в кузов грузовика бок о бок с такими же темными силуэтами. И еще худощавое лицо кого-то, кто внимательно за ними наблюдал. Никольский напрягся, пытаясь вспомнить это лицо в свете фонаря, ему казалось, что от этого зависит что-то важное, какая-то главная деталь непонятной мозаики. Но образ скользнул и сразу же пропал. Сергей досадливо поморщился и поднял глаза.