Первый в списке на похищение

Он затяжно вздохнул – позавидовал людям, находящимся сейчас в Анталии, собственным думам, и ему так захотелось к морю, в ласковую, теплую воду, под тамошнее задымленное солнце, что хоть криком кричи, сердце его не выдержало, заколотилось громко, горячий обруч стянул голову, шею, грудь. Но уезжать отсюда, пока не будут закончены все дела, нельзя. И Зверев. Ну что Зверев? Он служака, лакей, он с шумом дышит в две свои сопелки и исполняет то, что ему велят. А в бане с Белозерцевым Звереву больше не быть. Да и генералу Вене, пожалуй, тоже не быть. Пусть моются дома из старой ржавой шайки или из пластмассового детского ведра. Белозерцев встал, потянулся, услышал хруст собственных костей, еще раз потянулся: пора выходить из состояния, когда слышишь, чем пахнет собственная моча. Поглядел на картинный рядок телефонов, выстроившихся на столе: молчат, сволочи.

Деньги, которые он отдал и еще отдаст за Костика, Белозерцев уже не жалел: если вчера он считал, что будет разорен, то сегодня понял – деньги эти должны вернуться к нему, долларовая прореха не будет разорительной.

Как-то на даче в сумрачный июньский день он нашел цветущий папоротник – в зеленой блестко-мокрой траве вдруг высветилось что-то завораживающее, яркое, колдовское. Он не сразу понял, что за цветок вытаял из густой, неряшливо поваленной на землю травы, а когда понял, то ощутил внутри некую щенячью робость: показалось, что цветущий папоротник принесет ему зло. Белозерцев никогда в жизни не видел цветущего папоротника, только слышал, что он расцветает очень редко и только в ночь под праздник Ивана Купалы, и его ищут влюбленные, и думал, что папоротник распускается пышными яркими цветками, как, например, кактус. У того цветы такие, что никогда не подумаешь, что такое колючее чудище может озарять мир воздушно-красными, лиловыми и розовыми светящимися всполохами. У папоротника не было цветов – цвели сами рисунчатые лапы. Одна резная прядь на ветке была фиолетовой, вторая розовой, третья желтой, четвертая светло-охристой, как свежий надрез на куске хорошего сыра.

Он сорвал несколько веток, вложил их в книгу – решил высушить.

На следующий день один из знакомых сказал ему:

– Белозерцев, цветущий папоротник – это к несчастью.

Белозерцев лишь усмехнулся в ответ. Через неделю он ушел с работы. По учреждению прошел слух, что его уволили. Вечером ему позвонил тот приятель и сказал с горечью:

– Ну, чего я тебе говорил? Не надо было этот папоротник рвать. Пусть бы цвел и цвел себе.

Он еще что-то говорил, но Белозерцев не слушал его, а когда тот недоуменно умолк, Белозерцев вежливо попрощался и повесил трубку. Через неделю он подписал документы о создании «Белфаста», а через полгода стал миллионером.

Так что искать цветущий папоротник надо не влюбленным, а разным потным лавочникам, желающим выбиться в люди, мальчикам, что не перестают считать доллары в своих кошельках, хотя от того, что их часто мусолят, треплют грязными пальцами, сумма не увеличивается, хватким бабешкам, готовым открыть свой банк, путанам, мечтающим выйти замуж за принца, старикам, которые не хотят мириться с нищенской пенсией… Цветущий папоротник – это удача. Все бы хотели ухватить ее за хвост, да не всем это удается.

Белозерцев не выдержал, всхлипнул зажато – долго все-таки насиловал себя, не давал выплеснуться слезам, в горле у него что-то опасно завибрировало, сжалось, и он, перестав владеть собою, заскулил. Никуда, ни в какую Анталию он, конечно же, не поедет – просто не дано, и, как будет строиться его жизнь сегодня вечером, завтра и послезавтра, он не знает.

Сдавил себе пальцами горло, перекрывая дорогу слезам, затем вскинулся в охотничьей стойке и бросился к телефонам – показалось, что одна из этих бездушных пластмассовых машинок ожила, рванул одну трубку, другую, третью – во всех трубках прозвучали одинаково безжалостные, спокойные, безжизненные гудки. Собственно, a oт кого он ждет звонка? Белозерцев аккуратно положил трубки на место и опустился в кресло. Перевел дыхание.

Может, действительно, не надо было ему рвать колдовской папоротник: кто знает, какая сила заставляет его цвести, какие тайны хранит в себе загадочное северное сияние, выплеснувшееся шаманским светом на резную зелень веток? Он снова всхлипнул.