Первый в списке на похищение

Белозерцев уезжал от Вики с тяжелым сердцем: все-таки она допекла его сегодня. В машине Боря косил на шефа глазами, молча вздыхал и пытался делать вид, что ничего не замечает, ничего не знает: его дело – крутить баранку, общаться с гаишниками и не допускать ДТП – дорожно-транспортных присшествий, хотя, конечно же, Боря видел и знал все. В том числе и про Виолетту, с которой когда-то был знаком – его с ней познакомил сосед по даче Леня Ростовский – старый журналист, выпивоха, охальник, любитель поволочиться за всякой нарядкой юбкой. Леня иногда за стаканом водки в тени смородиновых кустов, которых у Бори на даче было более сотни, рассказывал о Виолетте такое, что, услышь это Белозерцев, у него бы зашевелились волосы не только на голове – встали бы дыбом на всем теле, даже там, где их нет.

Волосы у Белозерцева еще оставались: на десяток кухонных драк и один семейный скандал, как шутил сам Белозерцев, точно было, хотя со временем должна быть и лысина, этакий пустырчик среди жухнущего леса, который в конце концов обязательно обратится в обширную, лишенную признаков растительности пустыню…

Но о том, что рассказывал Леня Ростовский, Боря предпочитал молчать.

В офисе Белозерцева встретила встревоженная секретарша – молодая, полностью лишенная косметики Зоя Космодемьянская в мужском пиджаке с прямыми плечами. По имени Оля.

– Что, Олечка? – увидев ее лицо, Белозерцев невольно остановился.

– Звонки какие-то странные были, Вячеслав Юрьевич! Мне кажется, что-то случилось.

– Тьфу-тьфу-тьфу! – пробормотал Белозерцев. – Свят-свят-свят! Почему ты считаешь звонки странными?

Нас что, собираются заминировать? В пакете от этого старого одесского пройдохи Мони, именующего себя «Ле Монти», принесут бомбу? Потребуют от нас мильен, а когда мы его не отдадим, обрызгают офис спреем от тараканов? Подошлют наемников, проживающих в Череповце? Выше нос, Олечка! Эти комары нас не закусают!

– Да не-ет, не то, – терпеливо выслушав Белозерцева, проговорила секретарша – она поняла, осознала нечто такое, чего никак не хотел понять Белозерцев, – это серьезно, Вячеслав Юрьевич! Там даже достаточно услышать один только голос, чтобы понять: это серьезно!

– Они что, угрожали по телефону?

– Нет, – секретарша отрицательно качнула головой, – когда вы их услышите, то сами все поймете!

Белозерцев не стал больше расспрашивать Олечку – эта похожая на Зою Космодемьянскую, стриженая под беспризорника девочка говорила сегодня не то, путалась не только в словах – путалась в запятых, в конце концов Белозерцев скоро сам все узнает, – если, конечно, человек, напугавший Олечку, позвонит еще, – он прошел к себе в кабинет и молча опустился на стул. Услышал, как в горле у него – сам по себе – раздался какой-то странный скрипучий звук.

Он с ненавистью посмотрел на телефон, придвинул аппарат поближе к себе.

Телефон молчал.

20 сентября, среда, 9 час. 47 мин.

Ирине Белозерцевой даже радостно сделалось, а онемевшее от испуга сердце забилось снова, когда она поняла, что назойливый электрический звонок раздается не в дверь – это надрывается телефон. Телефон – это не страшно, было бы куда страшнее, если бы в дом неожиданно вернулся Белозерцев. Хотя сто из ста – муж не должен вернуться, в его плотном расписании на сегодня нет ни одной щелки, не говоря уже о свободной минуте, и тем не менее береженого Бог бережет: у нее уже мелькнула мысль – а не выдать ли Олежку за сантехника либо дежурного электрика из жилконторы, или же за зубного протезиста, пришедшего предложить новые импортные материалы для богатой семьи Белозерцевых, не отличающейся хорошими зубами.

При дурной московской воде мало кто из жителей столицы нашей Родины может похвастаться крепкими зубами…

А вдруг это все-таки звонок в дверь – уж больно он необычный?

Сердце у Ирины снова стремительно сорвалось с места, прыгнуло вверх и, застряв в горле, опять остановилось. Ирина Белозерцева побледнела, обреченным жестом прижала пальцы к вискам.

– Ой!

Она думала, что Олежка сохранит в этой ситуации самообладание, но Олежка повел себя совсем не так, как она ожидала – он испугался больше Ирины, у него обиженно затрясся рот, глаза поблекли, из бутылочно-темных сделались выгоревшими, мелкими, на лбу проступил пот.

– Это что, твой муж пришел? – Олежка от внезапной догадки чуть не задохнулся. – Этого еще не хватало! – скуксился плаксиво, болезненно, словно бы получил пощечину.

Звонок раздался снова – в пятый или шестой раз. На лбу у Олежки проявился пот, щеки сделались серыми.

– Ой! – Ирина Константиновна ойкнула вторично, ожесточенно потерла пальцами виски и в следующий миг хрипло расхохоталась. – И все-таки это телефон! Ты понимаешь, Олежка, телефон! – Она потыкала в Олежку рукой. – Посмотрел бы ты на себя сейчас! Словно из кагэбэшного подвала вышел!