Первый в списке на похищение

– Эт-то верно, – Деверь довольно засмеялся. – За свою жизнь я буду драться до последнего. Буду кусаться и дырявить ваши шкуры, – он сложил пальцы пистолетом, ткнул «стволом» в Клопа. – Пух! Да, у человека с полным, после обильного завтрака желудком нет ни одного шанса выжить, – он поднял «ствол» вверх. – Но сейчас насчет еды ты прав. Медуза, доставай из холодильника водку, будем Хряка поминать. Что там еще у нас есть? Ветчина, колбаса, паштет, рыба… Давай все на стол! И ветчину, и рыбу. И посмотри – копченого угорька не осталось? Нет? Жаль, Медуза. За угорьком надо на Поварскую, к писателям, съездить, там есть блат в ресторане, выделят нам килограмма два полакомиться. Из особого коптильного цеха, – на Деверя после сеанса связи накатила болтливость, он сделался разговорчивым, слова высыпались из него, словно горох из банки, звонко, с эхом отщелкивались в пространство. Деверь стал вдруг благожелательным, полным внимания, даже предупредительности, он с неожиданной ласковостью начал посматривать на всех, в том числе и на бледного, измученного Костика, – там, у писателев этих, имеется хорошая коптильня, в Швеции купленная, продукты копченые такие получаются – с пальцами сожрать можно.

– Ветчина с рыбой не сочетается, – ни с того ни с сего проговорил Медуза.

– Больно голова у тебя большая, – превращаясь в самого себя, отрывисто бросил Деверь, – и круглая. Много в нее вмещается, да не в том порядке.

Медуза привычно втянулся в плечи – он, как и все в группе, боялся Деверя, – но тон Деверя вновь поласковел, голос сделался рассыпчатым, слова-горошины снова зазвенели.

– В пузе смешивается все – и сало и компот. Лучшая еда, она ведь какая – многослойная. Берешь кусок мяса, намазываешь его повидлом, в повидло кладешь кусок селедки, сверху селедку покрываешь толстым слоем горчицы, к горчице пришпандориваешь пару кусков сыра, сверху все зашпаклевываешь солидным слоем сливочного масла, в масло вставляешь двенадцать штук маслин – двенадцать черных глаз, затем отдельный кусок хлеба намазываешь горчицей позлее, украшаешь десятью мармеладинами, соединяешь с первым бутербродом, перевязываешь перьями лука и все это употребляешь вместе со сметаной. Отменное получается блюдо.

– Понос от него бывает таким длинным, что человека приподнимает над землей, – сказал Клоп, – сильная образуется струя.

Клоп боялся Деверя меньше, чем Медуза, он позволял себе иногда подковыривать старшего, и Деверь это проглатывал – да, вот что значит защита, если что, Клопа всегда мог прикрыть брат…

– За Хряка взмылка была?

– Нет, Полина Евгеньевна даже не спросила. Это же предвиденные, заранее просчитанные потери. А вот шофера «мерса» мы напрасно оставили, его надо было бы убрать.

– Не хотелось лишней крови, Деверь, ты же знаешь. А то, что он засек нас, это имело значение первые десять минут. Сейчас уже той машины нет, ребята в гараже над ней уже работают. Не только другого цвета будет «жигуль», но и с номером даже не московским, а рязанским или тульским, – Клоп довольно рассмеялся.

– А если понадобится за подмогой, как мы говорили, съездить, то на чем поедешь?

– Это уже мои проблемы, – Клоп оттянул рукав куртки, посмотрел на циферблат часов. – Через пять минут ребята доставят в гараж другую машину.

– А документы?

– Нелепый вопрос. И документы будут новые, и права, и техпаспорт. Все на мое имя, с моей фотокарточкой.

У Клопа была своя «служебная линия», в которую Деверь не вмешивался, свои контакты и свои рабочие связи, хотя в остальном Клоп ему во всем подчинялся. Как руководителю боевой группы.

– Хар-рашо! – не удержался Деверь от одобрительного восклицания.

– Я, пожалуй, тоже выпью, – сказал Клоп и вопросительно поднял брови. – Хряка-то ведь надо помянуть. А?

– А если гаишник на дороге, проверка?

– Для этого существуют антигаишные таблетки. Две таблетки – и никакой инспектор не придерется, каким бы аппаратом по обнаружению алкоголя он ни был вооружен.

– Тогда давай, – согласно наклонил голову Деверь, – выпей свои боевые сто пятьдесят. Но если придерется инспектор ГАИ – сам его и пристрелишь, я помогать не буду. Отвечать за все будешь сам. И перед этими… Деверь не договорил, потыкал пальцем в потолок. – В общем, ты все понял. – Все, – подтвердил Клоп.

– Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста, – объявил Медуза. Коронную фразу героя одного популярного фильма он уважал.

Деверь первым поднялся, подсел вместе со стулом к «скатерти-самобранке». Спросил:

– А арбузенка чем кормить будем?

– Тем же, чем и всех остальных, отдельного повара у нас нету, – недовольно отозвался Медуза, – это дома у него персональный кок, а тут ни кока, ни Кука.

– Одна докука, – скаламбурил Клоп. Деверь налил себе стакан водки.

– Значит, так… Поднимаю эту водку со всею душой за нашего павшего товарища Хряка, – не моргнув глазом, стараясь, чтобы голос звучал как можно более проникновенно, произнес Деверь – ну будто бы не он добил Хряка выстрелом в голову – все мозги разбрызгал по асфальту. – Звали его Вадимом, а фамилию не скажу, поскольку не знаю. Пусть земля будет ему пухом.