Первый в списке на похищение

– Кино можно снять, – сказал Высторобец. – Только не на всю планету, а для двоих – для тебя и для меня. И при этом, – он знакомо помял пальцами воздух, – состричь малость купонов. Немного, но купоны будут, – он доверительно понизил голос: – У меня шеф – импотент, пересмотрел все эротические фильмы, они на него совсем не действуют: Запад – это не Россия, он хочет чего-нибудь очень российского – и чтобы баба стонала по-российски, и чтобы мужик кончал, как истинный россиянин – это на него подействует. Думаю, что за съемку он хорошо заплатит.

– Тысячу баксов даст?

– Даст, – немного поколебавшись, ответил Высторобец. – Только это… скажи, твоя партнерша будет знать о съемке?

– А зачем? Не думаю, что ей надо об этом знать, – Скобликов вновь по-ребячьи вытянул губы, рот у него сделался некрасивым, щучьим, подергал их пальцами, словно собирался что-то выдоить. Высторобец ощутил в себе гадливость, подумал с невольной горечью: «И что Белозерцева нашла в этом сверчке? Слизняк, улитка, кузнечик! Жалко шефа – рогат он, как северный олень. И то с нами делают женщины! Охо-хо!» А Скобликов тем временем продолжил: – Нет, говорить не надо.

– И я так думаю, – одобрил Скобликова Высторобец.

– Ну что, хлопнем еще по паре кружек пива?

– Лучше по паре бокалов.

– Пусть будет так, раз кружек нету. Но я люблю из кружек. Из кружек пьется вкуснее, да и традиция в России – кружечная!

– А на Западе – бокальная. Я же человек западный, – Скобликов легко, как-то безмятежно рассмеялся – его совершенно не беспокоили вещи, которые беспокоили Высторобца, они словно бы были выходцами с разных планет, Скобликов и Высторобец, и Высторобец почувствовал подкатившую к горлу горечь.

«Может, не надо… съемок этих, может, не надо? – заколебавшись, спросил он самого себя, покосился на розового, сытого, довольного собой, жизнью своей, холодным пивом, любовницей, собственной персоной Скобликова и ответил, больше уже не колеблясь: – Надо!»

Вот так и родилась кассета, которую Высторобец, спасая себя, преподнес Белозерцеву, – и сейчас ему было тошно от того, что он сделал – внутри, там, где располагается душа и бьется сердце, словно бы нарост грязи образовался, не продраться сквозь него никакому живому ростку – бесполезно.

Тысячу долларов Олежка за съемку получил, дело свое сделал, деньги положил в карман и был счастлив. Куда он их дел – Высторобца это не касалось…

Где сейчас мог находиться этот красавец-сладкоежка? «Красавьец!» В мастерской, дома, у друзей за столом, у какой-нибудь бэ? Что он сейчас делает: со вкусом поедает кровяной бифштекс или торгуется с путаной, пробуя сбить цену за услуги? Пока ясно одно – он находится в Москве.

Поразмышляв немного, Высторобец поехал к Олежке в мастерскую, время сейчас – стыковое, день состыковывается с вечером, вполне возможно, что Скобликов еще скребет карандашом по бумаге, изображая очередную «вещь» – творения его Высторобец считал бездарными и относился к ним соответственно, хотя в искусстве не разбирался и мог чего-нибудь напутать, очередной «изм» принять за творческое бесплодие. Ехать к красавчику домой было опасно: тот жил в квартире с такими дырявыми стенками, что каждый пук звучал, будто ружейный выстрел. И что же тут говорить о выстреле настоящем?

Он поехал на «Октябрьское Поле». Там, в сорока шагах от метро, в доме, где располагался овощной магазин, красавчик-сладкоежка имел мастерскую. «Погорелую» – с копотью на стенах и пороховыми разводами на потолке, но и в такой мастерской, как справедливо полагал Олежка, что-то было – этакий мужественный шарм.

Вход в мастерскую, как, собственно, и во всякий подвал, был отдельным, из маленького предподъездного тамбурка, вместо окон были две небольшие зарешеченные щели, которые Скобликов специально огородил, вставил стекла – из вентиляционных дыр получились окошки. Стекла, конечно, хлипенькие, решетки – еще более хлипкие, их можно сковырнуть пальцем, – впрочем, все, что делал этот красавчик, было ненадежным, хлипким… И что же все-таки в нем нашла Ирина Белозерцева? Неисповедимы пути измены, загадочна женская душа… Конечно, и эти стены, а особенно эти стекла звук не удержат, выстрел кое-кто услышит, но у Высторобца не было выхода.