Первый витязь, или XX с гаком лет спустя

А в окружившем четвёрку храбрецов лагере многочисленного противника шёл приём пищи, то бишь ужин. Печенеловцы, выставив наблюдателей за подозрительно тихим противником, сварили в походных казанах своё любимое блюдо из конины и теперь, обжигаясь и весело переругиваясь, руками выхватывали сочные жирные куски из раскалённых посудин. Аромат варёного конского мяса разносился по округе, сводя с ума скуливших в оврагах шакалов и действуя на нервы, стоявшим на «шухере» лошадям путников. Кстати, это и была одна из основных причин лошадиной ненависти к врагам их хозяев.

Перебор со Скотти не стали отвлекаться на приготовление ужина – не то настроение, чтобы колдовать над котелком – обошлись «лёгким перекусом». Богатырь достал из дорожного мешка краюху хлеба и, поломав пополам, поделился с варваром. Крупный Рогатый Скотт взял хлеб, откусил добрый кусок, запил его водой из кожаной фляжки и передал фляжку богатырю. Так, молча поглядывая на многочисленные костры в степи, боевые товарищи не спеша трапезничали.

В некотором отдалении от них, на коврах расстеленных прямо на земле, в окружении «совета старейшин» скрестив ноги, сидел великий (по единодушному мнению всех печенеловских родов) воин Барабир-багатур. Бронзовый от загара, могучий и неподвижный как скала, возвышался багатур над остальными людьми, сидевшими вокруг него. Долгие годы его воспитывали лучшие воины и мудрецы всех семи родов. Его кормили мясом лучших скакунов и поили молоком лучших верблюдиц. Всё у него было лучшее, а потому не были исключением и результаты «контрольных зачётов»: он голыми руками задушил матёрого барса в двенадцать лет; в шестнадцать, с одним ножом вышел против вепря-секача и в скоротечной битве перерезал тому сонную артерию (а ведь её ещё надо было нащупать); а в двадцать, участвуя в скачках на верблюдах, пришёл первым из сотни бравых наездников, дотащив своего верблюда, неудачно подвернувшего ногу чуть ли не на старте, на своём горбу до самого финиша. Плюс ко всему он был не только отличный стрелок из лука, рукопашник и охотник, Барабир-багатур ещё и неплохо разбирался в междоусобных отношениях. Возможно, только благодаря багатуру, так долго держался «совет старейшин», которые чуть что, возмущённо отвечали потенциальным бунтарям мечтавших об анархии – «Барабиру скажу, плохо будет».

И вот он должен был утром сойтись с рунийским богатырём, про которого Барабир, в свою очередь, тоже был наслышан.

Пронзительно глядя на небольшую искру одинокого костерка, возле которого еле угадывались фигуры двух человек, Барабир-багатур держал огромную пиалу, изредка прикладываясь к ней. Когда пиала им осушалась, в неё тут же подливался пузырящийся айраккумар – кислое верблюжье молоко, настоянное на травах Чудной долины. Багатур не слушал что-то там «жужавший» под ухом «совет старейшин». Он понимал, что это «жу-жу» неспроста – старики что-то советовали, подсказывали, чему-то обучали – в этом они всегда были большие мастера. Просто сейчас багатуру нужно было настроиться на завтрашнюю встречу с могучим противником, а «старейшины» целый день только и делали, что отвлекали его.

Скотти-варвар в этом плане был более предпочтителен: травить богатырю свои байки как они с «бабулей» Йогиней доили медведицу или стерилизовали терроризировавшего весь лес любвеобильного лося, у него желания не было.

Перебор Светлогорыч, покончив с незатейливым ужином, смотрел на костёр, из-за которого, как ему показалось, он встретил напряжённый взгляд своего будущего противника.

Барабир-багатур хищно оскалился, почувствовав на себе пристальный взгляд богатыря. Этот «рунийский медведь», видать почувствовал исходящую от него волчью силу и ненависть.

Они уже оба знали, что встретили достойного врага в лице друг друга, и что битва будет не на жизнь, а, как минимум, на смерть.

Стояла глубокая ночь. Огни печенеловских костров потускнели. Богатырский костерок уже и вовсе погас. Степь задремала: укрылась тучкой сонная луна, уснули воины, уснули «старейшины», лошади забылись в чутком сне, не выдержал и склонил голову на грудь Скотти-варвар, и только Перебор Светлогорыч и Барабир-багатур сидели в вязкой степной тишине, думая каждый о своём и мыслями они были очень и очень далеко от этих мест.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Где-то в лагере протяжно заорал ишак, выводя своим ушераздирающим «и-и-а-а!» сонную степь из утреннего оцепенения. Ну что тут скажешь, какие «петушки» такое и утро.

Минуту назад мирно дремавшее печенеловское войско, вскочило как ужаленное и первым делом вытаращилось на охраняемого богатыря – не сбежал ли, хитрюга, пока оно нечаянно задремало. Нет, слава предкам! Сидит как миленький, медитирует.

Войско наскоро позавтракало и начало готовиться к поединку. Точнее, к просмотру поединка. Затоптав костры, печенеловцы плотной стеной окружили богатырский стан. Причём первые ряды «зрителей» составляли сидевшие на земле, за ними стоявшие, за тем сидевшие на лошадях и дальше уже стоявшие на лошадях – всем хотелось видеть бой десятилетия. Из наперебой галдевших зрителей получился своеобразный живой амфитеатр.