Первым делом

— Ну товарищ военинженер, — продолжил свои попытки я, — вы разве не видите, что мы же свои советские люди, выполняли приказы своего командования, а что нас сбили, так это сплошь и рядом на войне случается. Если каждого сбитого лётчика расстреливать, то их скоро совсем в Красной армии не останется, лётчиков-то… к тому же мы одного японца завалили, его документы вон у Царёва должны быть. Так что нас наоборот поощрить бы надо…

— Ладно, мне самому не хочется своих же бойцов в расход пускать, — наконец решился начальник, — час-два у нас действительно есть… сделаем так — вы сидите здесь тише воды и ниже травы, я связываюсь с вашим штабом, а дальше решаем по обстоятельствам. Царёв, караулить этих двоих с удвоенной силой, ясно?

Царёву всё было ясно ещё и до этого, и они оба очистили от своего присутствия нашу гауптвахту.

— Ты как хочешь, — тут же сказал мне Толик, — а я бы всё-таки свинтил бы отсюда от греха подальше. А то ведь шлёпнут нас, как пить дать шлёпнут… принесло же на нашу голову этого Жукова…

— А кто он такой, этот Жуков, и что здесь делает? — решил уточнить я этот момент… не то, чтобы я совсем не знал, кто он такой, но подумал, что лишняя информация, актуальная на текущий момент, совсем не помешает.

— Жуков Георгий Константинович, — монотонно начал Толик, — во время Мировой войны был унтером на Юго-Западном фронте, получил Георгиевский крест за храбрость, в Гражданскую в рядах Красной армии воевал под Уральском… да-да, где Чапаев был… и под Царицыном, потом давил Антонова на Тамбовщине, потом резко пошёл в гору, до комдива дослужился. В июне его сюда послали исправлять положение дел на фронте, присвоили по ходу дела комкора — вот он и исправляет таким образом положение дел…

— Ясно, — ответил я, — я в общем и целом согласен с тобой, что свалить бы отсюда надо, хотя бы временно, но как это сделать, представляю не очень… может ты расскажешь?

— Как-как, — перешёл на шёпот Толик, — нас охраняет один-единственный Царёв, и тот недотёпа какая-то, стукнуть его по голове и сбежать в степь. До утра перекантуемся где-нибудь, а там может Жуков уедет, может наши ребята подъедут или ещё чего случится… но если сидеть без движения, то моё шестое чувство подсказывает, что утра мы живыми не дождёмся.

— Хороший план, — таким же шёпотом ответил я, — ну а если Жуков не уедет, а наши не подоспеют — тогда что? За побег из-под стражи ведь срок дополнительный навесят.

— А если не побежим, навесят дополнительную пулю в лоб, — с суровой прямотой врезал мне Толик, и я не смог с ним не согласиться.

— Тогда надо зазвать этого Царёва внутрь, а там уж… — предложил я, — давай, как будто с тобой что-то случилось, приступ вдруг начался, ты тут лежать, значит, будешь (и я очертил руками пространство неподалёку от входа), я типа пытаюсь с этим что-то сделать… пойдёт?

— Пойдёт, — мрачно согласился Толя, — сильно только не бей этого Царёва, он нам ничего плохого ведь не сделал….

* * *

Короче говоря, дорогие товарищи и граждане, ничего хорошего из хитро задуманного плана нашего побега не осуществилось. Целиком и полностью пошёл он псу под хвост, наш хитроумный план, потому что Царёва-то мы обезвредили без проблем, а вот покинуть расположение части оказалось нам не по силам — сразу же мы наткнулись на вооружённый патруль, который поставил нас лицом к стене очередной палатки, обшмонал, а потом представил пред ясные очи того самого военного инженера, фамилия у него, кстати, оказалась Гатауллин, татарин очевидно.

— Тэээк, — нехорошо прищурился на нас Гатауллин, — сбежать собрались, голубчики? А мне сразу ваши рожи не понравились — уж не из тех ли вы белоэмигрантов, которые на стороне японцев выступают? Больно речь у вас обоих чистенькая, у нас в Советской России так не говорят… Царёв, Мельников — отведите их обоих за конюшню, да и выведите их в расход.

Крыть нам было вообще нечем — сбежать собрались? Ещё как. На белогвардейские морды похожи? Спорный вопрос, конечно, но как они на самом деле выглядят, морды наших бывших соотечественников, никто ж не знал, так что и тут мы в пролёте. И ничего нам с Толиком не оставалось, кроме как понуро проследовать к указанному месту расстрела. По дороге ещё и на товарища Жукова напоролись вторично.

— Ага, — радостно поприветствовал он нашу процессию, — допрыгались, вражины? А давай я лично вас расшлёпаю! — предложил он свою дружескую помощь конвоирам Царёву с Мельниковым.

— Товарищ комкор, не положено, — отвечал Царёв, как старший по расстрельной команде. — У нас приказ сделать это лично.

— Ну ладно, — остыл Жуков, пряча револьвер в кобуру, — валяйте исполнять приказ.

И мы проследовали в самый дальний угол лагеря, миновали конюшни, откуда резко шибануло в нос конским потом и навозом.

— Ну чего, — уныло сказал я Толику, — давай прощаться что ли… недолго мы повоевали за советскую власть…

— Ты погоди прощаться-то, — спокойно ответил мне он, — слышишь гудит чего-то?

— Да, — отозвался я, — вроде б самолёт летит какой-то…

— Не какой-то, а наш родной А7-бис… точно он, я его по звуку влёт определяю… а это значит что?