Пьеса на 5 человек. Дефростация отношений

ЯКОВ (кушая и отвечая на вопрос): Знаешь. И жена моя прекрасно знает. Ни один раз ей было говорено, чтобы была порасторопней. А всё как о стенку горох. Или может это она специально меня злит каждый раз, досадить старается… Не знаю. Но, в общем, пока она весь свой гардероб не перемерила – не успокоилась. Выбрала что-то наконец-то! Я уже воззвал к небесам с благодарностью, но тут она вспомнила, что ей срочно нужно отправить какой-то отчёт, который она вчера забыла отправить. Ну, бог с ним, минутное дело Долго ли по «электронке» файл отправить. Ну, где там… Села отправлять, заболталась с подругой. Слово за слово, я уже весь изошёл на это… Изошёл, в общем. На часы показываю, пальчиком у виска кручу, а она мне машет, мол, сейчас – сейчас. Вышли позже, разумеется. Потом в магазине очередь на кассе была, да она ещё забыла там кое-чего, возвращаться пришлось. В общем, слово за слово. Психанула и убежала. И вот я здесь. И с днём тебя рождения в третий раз. Всё!

Яков закидывает демонстративно что-то со стола себе в рот, под занавес своего рассказа. Он выговорился, ему хорошо, ему вкусно, жизнь продолжается.

Но мать сидит в непонимании.

АВРОРА МОИСЕЕВНА (вопросительно):

Ну…?

ЯКОВ (искренне не понимая): Что ну?

АВРОРА МОИСЕЕВНА (вопросительно): Ну, так, а я-то здесь при чём?

ЯКОВ (искренне возмущённо

): Как это при чём? На твой же день рождения спешили?

АВРОРА МОИСЕЕВНА (облегчённо): А…, ну это да. Тут предъявил, так предъявил. Не отвертишься. Моя вина, признаю. Каюсь. Плохая я свекровка. Ишь, чего удумала… День рождение ей взбрело в голову свой отметить, чем поставила под сомнение крепкий сплочённый надёжный и нерушимый как армия Ватикана брак.

ЯКОВ (оценив сарказм): Ладно тебе. Будет иронии. Ну, конечно, всё что я тебе рассказал – это всего лишь последствия. А очаг возгорания эмоционально – психологических процессов начался ещё до этого, в преддверии сегодняшнего похода в гости. Не хочет она к тебе приходить. Вот и придумывает разные скандалы. Вот и старается создать ситуации, при которых мы неизбежно поругаемся. Я всё это понимаю. Терплю – терплю, но так и моё терпение небезгранично.

АВРОРА МОИСЕЕВНА

(серьёзно): Ну и чем же я ей так насолила?

ЯКОВ (с теплом, отложив еду): Мам, да тут, понимаешь… Не то чтобы ты что-то сделала или сказала… Нет. Но просто от тебя холодом веет в её сторону.

АВРОРА МОИСЕЕВНА (нервно, перебивая):

Посмотрите, какая утончённая натура. И что же, твоя пассия боится эмоционального сквозняка? Ничего, не простудится. Другие-то свекрови вон – и в выражениях не стесняются, иной раз, и рукоприкладство в ход идёт. А тут молчишь, так ещё и выясняется, что я молчу неправильно!

ЯКОВ (с теплом): Мам? Ну, ты же всё понимаешь… Не могла бы ты молчать чуточку полояльней?

Мать кивает головой с пониманием и с некоторым внутренним конфликтом, но всё же быстро переключается.

АВРОРА МОИСЕЕВНА (с теплом): Ладно, может ты и прав. Попробую. Ты кушай, старалась ведь, готовила…

Яков продолжает трапезу. Мама смотрит на сына, не нарадуется. Гладит его по голове. Яков кушает, умильно улыбается маме. Полная идиллия, что называется.

Мама оставляет сына в покое. Ещё какое-то время любуется сыночком, потом встаёт со стула и, сложив руки крестом на груди, размышляет вслух.