Ответ она узнала, как только поставила этот вопрос. Йосиф занимался любовью с Певчей Птицей Майкела. Даже император не занимался любовью с Певчей Птицей майкела. Йосиф получил то, чего император даже и не просил. Но желал ли того император? В этом ли была причина его гнева и того, что он тянул время?
— Он невиновен, — медленно произнес Анссет, и в его голос закралась угроза. — Я желаю его видеть.
— Неужто ты способен думать только про этого Йосифа? — спросил император. — Раньше, в первую очередь ты бы мне спел. Когда-то ты приходил ко мне, весь перепаолненный песнями.
Анссет не ответил.
— Два года! — крикнул Рикторс, не контролируя собственный голос. — Целых два года ты меня даже не посетил, и даже не пытался.
— Я не думал, будто бы ты желаешь меня видеть.
— Желаю? — Рикторс вернул себе какую-то часть достоинства. — Когда я здесь поселился, это место было наполнено твоими песнями. А потом ты ушел. Два года тишины. И болтовня всяких глупцов. Спой для меня, Анссет.
Парень молчал.
Рикторс вглядывался в него, и Киарен поняла, что это была та цена, которую император надеялся получить. Песня взамен за свободу Йосифа. Очень дешевая оплата, если бы у Анссета были внутри какие-нибудь песни. Но Рикторс не знал. Откуда было ему знать?
— Спой для меня, Анссет! — крикнул Рикторс.
— Он не может, отозвалась Киарен. Она глянула на Анссета, который стоял неподвижно, спокойно, глядя на Рикторса. Еще одно умение, которым сама она не смогла овладеть в Певческом Доме.
— Что это значит: не может? — спросил Рикторс.
— Это значит, что он утратил свои песни. Он не спел ни ноты, с тех пор как выехал отсюда. С тех пор, как ты…
— С тех пор, как что?…
Император провоцировал девушку, чтобы та продолжала говорить, чтобы отважилась осудить его.
— С тех пор, как ты закрыл его в покоях Майкела на месяц.
Отваги у Киарен хватило.
— Он не мог утратить своих песен, — упирался Рикторс. — Он тренировался и готовился с третьего года жизни.
— Мог, и утратил. Не понимаешь? Он не учил песни. Он учился, как открывать ее в себе. Как извлекать ее из глубины на поверхность. Думаешь, он запоминал их все, а потом выбирал подходящую для данного случая? Те песни исходили из его души, а ты его сломал, и вот теперь он уже не может их найти.
Киарен была изумлена собственным гневом. Анссета она слушала, сочувствуя ему. И до нее не доходило, насколько сильно она ненавидела Рикторса по причине Анссета. Странно, ведь сам Анссет никогда не вспоминал о Рикторсе с ненавистью. Только с болью.
Рикторс не обратил внимания на дерзкий тон Киарен, только вопросительно глянул на Анссета.
— Это правда?
Анссет склонил голову.
Рикторс спрятал лицо в ладонях, опер локти на поручнях трона.
— Что же я наделал, — сказал он, стиснув пальцы на волосах.
Он и вправду сожалеет об утрате Анссета, подумала Киарен и поняла, что, несмотря на страшную несправедливость, этот человек до сих пор любил Анссета. Потому, она неуклюже попыталась смягчить удар, который только что сама нанесла.
— Это не только твоя вина, — сказала она. — На самом деле, виноват Певческий Дом. Виновато то, что с мальчиком сделали. Они ведь бросили его здесь. Ты не знаешь, как значим Певческий Дом для… для людей, таких как Анссет. — Она чуть не сказала: «для нас». — Я знаю, что это сволочи, которые не заботятся о нас, а только заковывают нас в цепи и никогда не выпускают нас на свободу.
Рядом с ней Анссет, не соглашаясь, качал головой.
— Это правда, Анссет. Они поступили достаточно плохо в том, что бросили нас здесь без предупреждения, но ведь они даже не предупредили тебя про… перед тем, что произошло, перед действием лекарств… — Киарен не закончила. Она просто повернулась к Рикторсу, который, казалось, не слушал, и твердо заявила:
— Это Певческий Дом более всего обидел его.
Теперь Рикторс услышал. Он выпрямился, и ему, вроде, стало легче, хотя в нем все так же оставалось напряжение, видимое даже для Киарен, которая этого человека не знала.
— Правильно. Это Певческий Дом более всего обидел его, — повторил он.
Вдруг Анссет сделал шаг вперед, в сторону трона. Он был разгневан. Киарен была удивлена — ведь это же она все время говорила, но Анссет, тем не менее, рассердился на Рикторса.
— Это было ложью, — заявил Анссет.
Рикторс с изумлением глянул на него.
— Я знаю твой голос, Рикторс, знаю его так же хорошо, как и собственный. И эти слова были ложью, не каким-то мелким враньем, Рикторс, но ложью, которая очень много для тебя значит, и потому я хочу знать, зачем ты солгал!
Рикторс не отвечал. Через какое-то время он отвел взгляд от Анссета и посмотрел на Крысу, который тут же направился вперед.
— Оставайся на месте, — приказал Анссет, и Крыса, изумленный силой в голосе парня, послушал. Анссет вновь обратился к Рикторсу:
— Так это Певческий Дом более всего обидел меня?
Рикторс отрицательно покачал головой.