Анссет глядел, как надвигается здание, и ничего не говорил. Рикторсу пришло в голову, что мальчик, наверное, нервничает, опасаясь предстоящей встречи.
— Хочешь знать, какой он на вид?
Анссет кивнул.
— Старый. Мало кто из людей, занимающихся тем же, что и Майкел, доживает до старости. На жизнь императора было устроено более восьми тысяч заговоров. И это
Анссет никак не проявил свои чувства, разве что чуть позднее; он выразил их в песне, короткой изумленной песне без слов. После этого, чтобы Рикторс мог его понять, он сказал:
— Ведь человек, смерти которого желает столько много людей — такой человек должен быть чудовищем!
— Или святым.
— Восемь тысяч.
— Полсотни из них были раскрыты на днях. Целью двух заговоров было физическое устранение императора. Ты поймешь, почему его всегда окружает охрана. Люди прибывают издалека, чтобы попытаться убить его. Потому и мы должны отправляться вдаль, чтобы попытаться его защитить.
— По какому же праву, — спросил Анссет, — подобному человеку позволили иметь Певчую Птицу?
Этот вопрос удивил Рикторса. Неужели прямо сейчас Анссет по-настоящему понял собственную уникальность во всей Вселенной? Или он, будучи Певчей Птицей, настолько тщеславен, что удивляется, как это император может себе завести такую? Нет, решил Рикторс. Мальчика сделали Певчей Птицей буквально перед самым полетом сюда. Он до сих пор думает о Певчих Птицах как о других людях, не причисляя их к себе. А может и причисляет, кто знает.
— По какому праву? — задумчиво повторил Рикторс. — Он прибыл в Певческий Дом много-много лет назад и попросил. Как гласит слышанная мною история, он просил кого угодно — Певчую Птицу, певца, хоть что-нибудь. Все потому, что когда-то он слыхал Певчую Птицу и уже не мог жить без красоты подобной музыки. Говорил он со старым Песенным Мастером, Ннивом, и с нынешним — Эссте. И они пообещали ему Певчую Птицу.
— Удивляюсь, почему?
— К тому времени большинство казней он уже совершил. Его репутация была уже важнее прошлых дел. Сомневаюсь, чтобы они обманывались по данному поводу. Скорее всего, они что-то в нем увидали.
— Конечно, увидали, — сказал Анссет, и в голосе его был легкий упрек, так что неожиданно Рикторс почувствовал себя совершенно юным, а сидящий с ним ребенок ему как бы покровительствовал. — Эссте не могла ошибиться.
— Разве не могла? — Адвокат дьявола, подумал Рикторс. Ну почему это я вечно должен исполнять роль противника? — видишь ли, по всей империи поползли вовсе нешуточные слухи. О том, что Певческий Дом продался, послав тебя Майкелу.
— Продался? За какую же цену? — кротко спросил Анссет. Но Рикторс почувствовал скрытую подколку в его словах.
— Все имеет свою цену. Майкел заплатил за тебя больше, чем за дюжину космических кораблей своего флота. Так что ты прибыл сюда за большую цену.
— Я прибыл сюда петь, — ответил Анссет. — Если бы Майкел был беден, но Певческий Дом решил, что он может иметь Певчую Птицу, ему бы заплатили, чтобы взять меня.
Рикторс удивленно приподнял бровь.
— Такое случалось, — сказал мальчик.
— Не слишком ли ты молод, чтобы знать историю? — насмешливо спросил Рикторс.
— Что же это за семья, если она не знает своего прошлого?
Впервые Рикторс Ашен понял, что изоляция Певческого Дома не была просто способом вызвать к себе уважение. Анссет, равно как и другие певцы, не испытывали реального родства со всем остальным человечеством. Во всяком случае, это не было близкое родство.
— Они для тебя — все, не так ли? — спросил Рикторс.
— Кто? — ответил на это Анссет, и тут они прибыли на место.
И этого было достаточно. Это «кто» Анссета было сухим и формальным, из-за чего Рикторс уже не мог продолжить расспросы. Ребенок был прелестным, особенно теперь, когда все шрамы и царапины были полностью вылечены. Только сам он нормальным не был. К нему нельзя было притронуться, как можно было бы коснуться любого другого ребенка. Рикторс гордился тем, что мог легко вступать в дружеские отношения с детьми. Но Анссет, решил он, не был ребенком. Несколько дней провели они вместе в полете, и единственное, что Рикторс мог сказать об их отношениях, это то, что никаких близких отношений и не было. Рикторс видел Анссета с Эссте, видел их любовь, такую громадную и громкую, что с ней нельзя было сравнить даже грохот ракетных двигателей в атмосфере. Только любовь, несомненно, нужно было заслужить. Рикторс ее не заслужил.
Рикторса ненавидело множество людей. До сих пор это его не беспокоило. Но более всего, и он знал об этом, ему хотелось, чтобы этот мальчик полюбил его. Так же, как любил он Эссте.