Песенный мастер

И, к собственному изумлению, он испытал облегчение. Он отбросил музыку, словно докучливое бремя.

И только намного позднее он понял, что отсутствие пения представляло собой еще большее бремя, которого он уже так легко сбросить не мог.

5

Песенный Мастер Онн вернулся в Певческий Дом один. Никто не спешил с тем, чтобы сообщать дурные вести; никто не опередил его, чтобы огласить полнейшее фиаско его миссии.

Потому-то Эссте, терпеливо ожидая в Высоком Зале, первой услышала, что Анссет не вернется домой.

— Мне не позволили сесть на Земле. Остальных пассажиров забрали челноком, я же даже не ступил на планету.

— Сообщение, — сказала Эссте. — Оно было передано на собственном языке Анссета?

— Это было личное извинение от Рикторса Майкела, — ответил Онн и процитировал по памяти: «С сожалением сообщаю, что Анссет, ранее Певчая Птица, отказывается возвращаться на Тью. Его контракт завершен, а поскольку он не является предметом или ребенком, я не могу его заставлять законным порядком. Надеюсь, вы поймете, что ради его безопасности я не позволю никому из Певческого Дома садиться на Земле, пока он здесь проживает. Он занят и счастлив; не нужно о нем беспокоиться».

Эссте и Онн, не говоря ни слова, поглядели друг на друга, но тишина между ними пела.

— Он лжет, — сказала наконец Эссте.

— Одно является правдой: Анссет не поет.

— Чем же он занимается?

Он ответил голосом, наполненным болью, с таким же болезненным выражением на лице:

— Он — управляющий Землей.

Эссте резко втянула воздух. Она сидела молча, всматриваясь в пустоту. Он говорил спокойным голосом, пел ей мягко и ласково. Вот только содержание его слов не было мягким. Рикторс мог заставить Анссета остаться — в это было легко поверить. Но как он заставил Анссета принять столь ответственный пост?

— Он такой молодой? — запела Эссте.

— Он никогда не был молод, — мелодично ответил ей Онн.

— Я была жестока к нему.

— Всегда ты проявляла к нему только доброту.

— Когда Рикторс умолял меня, чтобы я позволила остаться им вместе, мне следовало отказать.

— Все Мастера Песни согласились с тем, что он должен остаться.

А потом крик, который не был песней, и который вырвался из глубины, намного большей, чем вся музыка Эссте:

— Анссет, сын мой! Что я наделала, Анссет, мой сын, мой сын!

Онн вышел, чтобы не видеть, как Эссте теряет Самообладание. То, что она делала в одиночестве в Высоком Зале — это ее личное дело. Тяжелым от печали шагом он спустился по лестнице. Сам он уже успел привыкнуть к мысли, что Анссет не возвращается. Эссте — еще нет.

Онн опасался, что она так никогда к этой мысли и не привыкнет. Не проходило ни единой недели с момента выезда Анссета, чтобы Эссте не пела о нем, либо просто не упоминала его имени, либо не воспроизводила мелодию, которую ее приятели узнавали — вот песня Анссета, фрагмент мелодии, которую могло сформировать только детское горло или горло Эссте, поскольку она очень хорошо знала все его песни. Его возвращения ожидали так, как не ожидали никакого иного певца. Никаких торжеств не планировалось, разве что только в сердцах тех, которые желали его приветствовать. Зато ждали песни, готовые взорваться радостью по причине великолепнейшего из Певчих Птиц.

Для Анссета уже было приготовлено место. Было решено, что он сражу же начнет учить. И это означало, что голос его будет петь целый день, он будет ведущим в песнях на большом дворе, будет звучать вечерами с башни. Это означало, что когда-нибудь Анссет станет Песенным Мастером, возможно, даже в Высоком Зале.

У Онна было время привыкнуть к краху всех этих планов. Но теперь, когда он медленно спускался по ступеням, он слышал глухой звук своих шагов по камню, поскольку все еще носил дорожную обувь. Неподходящий путешественник возвращается, подумал он. В своем воображении он услышал последнюю песню Анссета, что звучала много лет назад в огромном зале. Воспоминание уже было затертым. Мелодия звучала словно ветер на башне, из-за чего он понежился от холода.

6

Анссет пребывал в Вавилоне уже неделю, когда он потерялся.

Слишком долго он жил во дворце. И ему не приходило в голову, что он не знает дороги.

Вообще-то, он чуть ли не сразу сориентировался в планировке здания управления Землей, которое в течение двух недель делил с уходящим управляющим, пытающимся познакомить его с персоналом, работой и насущными проблемами. Дела скучные, но в эти дни Анссет и тосковал по скуке. Она позволяла ему забыть о себе. Значительно легче было без остатка погрузиться в правительственных заботах.

Формально, у него не было соответствующей подготовки. Но неформально — у него имелась самая лучшая подготовка на свете. Долгие часы выслушивания откровений Майкела и Рикторса, рассказы о предпринимаемых ими решениях. Его память сделалась свалкой имперских проблем; никакая проблема планеты не могла застать его врасплох.