Пещера

Неожиданно он обнаружил, что с трудом ворочает языком.

— Ваш дедушка, или мой, или еще чей — они делали эту штуку из персиков, да?

— Нет, — ответила старуха.

— Нет?.. — Джеймс почувствовал, как его голову покачивает из стороны в сторону, но ничего не мог с этим поделать. — Тогда как вы это делаете?.. Из чего вы делаете?

— Кровь, — ответила старуха.

Прежде чем отключиться, Джеймс повторил: «Кровь» — и на какое-то время провалился в кромешную темноту.

Первыми к жизни вернулись его глаза. Огонь в камине разгорелся; ярко пылало свежее бревно, голубоватый дым забирался в отверстие дымохода. Потом Джеймс начал различать окружавшие его звуки: бревно потрескивало, выстреливая серией сердитых щелчков; заунывная, лишенная мелодии песня слетала с высохших губ старухи, которая раздевала Лидию.

Джеймс полулежал в кресле-качалке, ноги свешивались на пол, а голова, отказывавшаяся повиноваться его приказам, без всякой тревоги или удивления отметила, что он не может пошевелиться. Он не мог ни двигаться, ни говорить, даже не мог моргать.

У Лидии было изумительное тело, он не переставал им восторгаться. Когда старуха взвалила это обнаженное тело себе на плечи и понесла его к убранному после ужина столу, художник в Джеймсе восхитился чистотой линий спины и янтарным отливом волос, волною ниспадавших до пола. Если бы только старая карга могла постоять спокойно!

Однако старуха не хотела стоять спокойно. Свалив Лидию на стол, она просеменила к шкафу и вернулась с мотком крепкой веревки. Ее заунывное пение поднялось на целую октаву, крошечные ступни пританцовывали, отбивали такт, когда она связывала ноги Лидии от икр до бедер. Затем старуха согнула ее руки в локтях и так же крепко перевязала их.

«Она лежит, как связанный цыпленок, — беззвучный смешок пробежал в голове Джеймса, — готовый отправиться в духовую печь».

Старуха отступила назад и казалась очень удовлетворенной результатами своих трудов, рассыпавшись дребезжащим смешком, она подхватила себя под бока и пустилась в радостный пляс по пещере.

— Хорошо, хорошо…

— А где же начинка? — Джеймс хотел сказать, что Лидию забыли выпотрошить и нафаршировать яблоками перед духовкой, как вдруг почувствовал беспричинное раздражение оттого, что тело отказывалось ему повиноваться.

Старуха, в сильном возбуждении, подбежала к дальней двери, которую Джеймс принял за башенные ворота, и энергично повернула в замочной скважине громадный ключ. Схватив железное кольцо, потянула. С пронзительным скрипом дверь растворилась. Порыв холодного воздуха заставил затрепетать пламя свечей; волосы Лидии зашевелились, словно змеи Горгоны. Из-за двери донесся шум падающей воды и какой-то странный резкий звук, похожий на шипение прохудившегося кузнечного меха.

Шаркая, старуха сделала несколько осторожных шагов вовнутрь и позвала:

— Данмор! Данмор!

Царапающий звук. Потом громкий задыхающийся кашель — отхаркивающие, отвратительные плевки, — серия взрывающихся тресков, сопровождаемых протяжными стонами.

— Ешь. — позвала старуха.

Скрежетание — может быть, это было дыхание? — стало громче, затем участилось; размеренное похрустывание камней, тяжелая поступь, и снова болезненный кашель.

— Ешь, — повторила старуха и быстро отступила назад в пещеру.

Из темноты медленно вышел тот, кто издавал эти звуки, — он заполнил собой весь дверной проем, и в тот же миг мозг Джеймса пронзило сознание грозящей ему и Лидии опасности.

В дверях стоял мужчина приблизительно двадцати футов ростом, около семи футов в плечах, с огромной, похожей на дыню головой и парой черных слезящихся глаз, каждый размером с блюдце. Густая седая шерсть покрывала его тело. Пучки волос, торчавшие из ушей и ноздрей, были рыжеватого цвета и на вид жесткие, как свиная щетина. Желтая, с пятнами крови слизь капала из раздувавшихся ноздрей гиганта, и вся заросшая густым волосом кожа складками обвисала с его могучего костяка. Старуха указала на перевязанную веревками Лидию, которая к этому времени пришла в сознание и жалобно всхлипывала, И сказала:

— Ешь. Вкусно.

Полный, отупляющий ужас… Страх и ноющая боль в голове. Громовой голос приказывает Джеймсу собрать безвольное тело и спасти Лидию. Спасти Лидию! Но она сама виновата — всему причиной ее глупый эгоизм. Им надо было остаться в машине, на дороге в Лизард, и тогда этот… Зрелище было чудовищным и одновременно восхитительным. Гигант притягивал своей отвратительной наружностью; он был неотразим в собственном уродстве, и пальцы Джеймса сжались, желая удержать воображаемую кисть, уголь… Нет, сначала он должен спасти Лидию. Это сначала… а потом… потом… Его конечности снова обрели способность двигаться; мозг, казалось, стал больше, превратился в кипящую массу клокочущей ненависти; Джеймс только не знал — против кого или чего эта ненависть… Что-то оборвалось внутри, и боль исчезла. Поднявшись, он шагнул вперед, сильный и неустрашимый…