Пещера Лейхтвейса. Том третий

Одиннадцать дней. Они не сомневались, что их странствование на плоту по морю не продлится так долго, и были уверены, что встретят какой-нибудь корабль, который подберет их. Несмотря на эту надежду, Лейхтвейс решил расходовать сухари очень экономно и выдавать каждое утро не более полуфунта на человека. Эту порцию каждый уже сам распределял на весь день. Воду также разделили поровну между всеми. Бочка содержала сорок галлонов (около 65 литров), поэтому каждый мог получать не много больше полулитра воды на день.

Скоро заиграл парус, и легкий попутный ветерок погнал плот вперед. Лоцман по мере возможности старался держать курс на норд-ост, потому что, держась этого направления, можно было добраться до берегов Англии. Но день проходил за днем, а земля не показывалась. Погода стояла прекрасная, даже слишком хорошая. Солнце припекало так сильно, что потерпевшие кораблекрушение спасались только тем, что ложились на пол и закрывали головы своей одеждой. Жара возбуждала сильную жажду, которую едва могла утолить маленькая дневная порция воды.

Ружья и инструменты были также забыты, о чем особенно сожалел Лейхтвейс, так как кругом плота кружилось много чаек и, подстрелив некоторых из них, можно было бы увеличить запас провианта.

Несмотря на печальные обстоятельства, никто не падал духом. В течение дня велись оживленные разговоры. Все старались подбодрить друг друга.

Таким образом наступил восьмой, а за ним и девятый день. По странной случайности, ослабевать начали не женщины, а мужчины, и прежде всех заболел старый Рорбек. От недостатка и однообразия пищи силы старика стали заметно падать. На утро десятого дня он уже был не в состоянии подняться на ноги и лежал на плоту без движения. Лора и Елизавета ухаживали за ним. Напрасно Лейхтвейс осаждал вопросами лоцмана о том, в каком месте, по его мнению, находится плот и к какой стороне они приближаются. Старый моряк не мог дать никакого ответа; он только пожимал плечами и говорил серьезно:

— Мы находимся в руках Божьих. Если на то будет Его воля, мы на этом плоту дойдем до Америки — если только раньше не умрем от жажды и голода.

Эти последние слова он произнес шепотом, боясь быть услышанным тремя женщинами, — мы говорим три, так как нам известно, что Барберино была переодетая женщина.

Наконец наступил одиннадцатый день, роковой одиннадцатый день, в который должен был истощиться последний запас провианта. Это был ужасный день. Люди понимали, что с этой минуты для них наступают все ужасы голодной смерти.

— Небо поистине беспощадно к нам, — сказал Лейхтвейс, озабоченно оглядывая безоблачное голубое пространство, — оно не посылает ни капли дождя, который хоть немного утолил бы нашу жажду.

Действительно, погода не изменилась: и на двенадцатый и на тринадцатый день на небе не было видно ни одного облачка, как бы пристально ни смотрели несчастные. На четырнадцатый день над ними начал витать призрак голодной смерти. Лица осунулись, и в глазах появился подозрительный блеск. У некоторых нервная система была возбуждена до крайности. Мучительные спазмы желудка причиняли невыразимые страдания. Немножко табаку, который лоцман нашел у себя в кармане, разделили поровну. Его жевали, чтобы вызвать деятельность слюнной железы и освежить пересохший рот.

На пятнадцатый день появилась рыба. Кругом плота кишели так называемые морские лещи. Наши странники решили во что бы то ни стало поймать несколько штук. Так как не было никаких рыболовных принадлежностей, то вместо удочки взяли загнутый крючком гвоздь и привязали его к длинной бечевке. Но явилось новое и довольно серьезное затруднение: не было приманки, а без нее рыба не ловилась. На всем плоту, обысканном до последней щели, не нашлось ни одной крошки сухаря; да впрочем, такая приманка была бы довольно бесполезна, потому что сухарь размок и растворился бы в воде.

— Нечего делать, придется отказаться от рыбы, — с отчаянием воскликнул Лейхтвейс, — а я-то мечтал, что она нам послужит на несколько дней отличной пищей!

— И это только оттого, что у нас нет жалкой, дрянной приманки, — сетовал Зигрист, — когда находишься на земле, то не можешь себе представить, какой драгоценностью кажется людям, потерпевшим крушение и умирающим от голода, каждый крошечный кусочек мяса.

— Вот приманка, я думаю, она сгодится.

Эти слова вызвали всеобщий крик восторга. Готлиб, сын лоцмана, держал в руке изрядный кусок красного мяса. Его товарищи по несчастью сейчас же заметили, что из его левой руки льется кровь. Он острым ножом вырезал из нее кусок.

— Сын мой… сын мой… что ты наделал? Не хочешь ли ты ради нас сделаться калекой? — вопрошал старый лоцман.

— Не огорчайся, отец, — ответил Готлиб, — потеря кусочка мяса неважна, было бы хуже, если бы мы все умерли от голода.

И он принялся разрезать приманку на кусочки и нанизывать ее на крючки, несмотря на все протесты Лоры и Елизаветы.