Пещера у Мертвого моря

Это был тяжелый, изнурительный труд, иногда у ученых голова шла кругом, и работа казалась безнадежной и напрасной. Они походили на людей, поднявшихся ночью на высокую гору и ждущих солнца, чтобы в его свете увидеть землю, скрытую до утра во мгле. Но вершину горы окутывали тяжелые тучи и туман, и, когда где-нибудь появлялся просвет, взорам людей открывалась лишь ничтожная часть ландшафта, а не весь он целиком. И они ждали, когда солнце поднимется выше и его яркие лучи пробьют толстый слой облаков. Настанет ли этот момент? Кто знает…

Прежде всего ученым следовало опровергнуть мнение тех, кто утверждал, что свитки — подделка. В археологии фальсификации не редкость, но еще чаще случается, что фальсификацией объявляют любую новую находку, в особенности, если она противоречит привычным представлениям или, напротив, целиком их подтверждает. В свое время фальсификацией считали троянские раскопки Шлимана и величайшие приобретения Виганда для Берлинского музея — богиню сидящую и богиню стоящую.

Какую цель преследуют люди, фабрикуя подделки? Большей частью они хотят нажиться, реже ими руководит честолюбие или стремление к «сенсации», в совершенно исключительных случаях фальсификатор — ученый-шутник, которому доставляет тайное наслаждение водить за нос чрезмерно серьезную братию господ-профессоров.

Могли ли быть фальсификацией находки из пещеры у Мертвого моря? Было ли здесь налицо желание разбогатеть? Нет, если говорить о тех, кто обнаружил рукописи. Конечно, бедуины не подарили свою находку, но то, что они за нее выручили, составляло ничтожную часть ее цены. Корыстные соображения появились позднее, как говорится, у персонажей из второго акта — у митрополита Афанасия и Кандо.

Далее: кто мог бы сфабриковать такие гениальные подделки? Бедуины, конечно, не могли. Кандо и митрополит тоже. Не говоря уже о том, что у них не было для этого ни научной подготовки, ни технических условий, сфабриковать одновременно такое множество мелких и мельчайших фрагментов практически невозможно.

Честолюбие также следует исключить. Никто из людей, причастных к находке, не был излишне честолюбив. Ученые, расшифровавшие и опубликовавшие свитки, также не думали о том, чтобы прославить свое имя. Оба они и без того уже были знамениты. Работу над свитками, занявшую много лет, они считали своим научным долгом, своей почетной, хотя и трудной, миссией.

Существовала ли здесь возможность подделки ради сенсации? Конечно, нет! Всем, кто вначале был связан с рукописями, начиная от бедуинов и кончая почтенным архиепископом сирийско-якобитской церкви, пришлось обивать пороги, подобно лоточнику, торгующему шнурками и расческами. К тому же, как справедливо заметил Ганс Бардтке, настоящей сенсации здесь и не было. Найденные библейские тексты и рукописи неизвестной еврейской общины во многих отношениях представляли большую ценность, но сенсационного в них все же не было ничего.

Возможность шутки также следовало исключить по той простой причине, что подделка свитков и фрагментов потребовала бы гораздо больше времени, чем вся жизнь ученого-шутника.

Следовательно, психологических оснований для фальсификации не было. Теперь посмотрим, о чем свидетельствуют обстоятельства находки.

Во-первых, пещера. Ее подлинность не вызывает сомнений, и, что рукописи были найдены именно в ней, тоже доказано. Во-вторых, во всех подделках (или предполагаемых подделках) значительная роль обычно принадлежит таинственному незнакомцу. В деле Шапира им был бедуин, который, к сожалению, умер и, следовательно, не мог ничего рассказать. В случае с богинями Витанда невыясненными оставались личность продавца, место, время и обстоятельства находки. С кумранскими рукописями все обстояло иначе. Все действующие лица были живы, и каждое более или менее подробно рассказало о своем участии в находке. Все данные можно было проверить, и они были проверены самым тщательным образом.

Итак, о фальсификации не могло быть и речи. Возникал другой вопрос: сколько лет свиткам из пещеры? Здесь мнения сильно расходились. Ученые, первыми исследовавшие и опубликовавшие рукописи, датировали их концом II и началом I в. до н. э. с амплитудой колебаний в несколько десятилетий. Большинство же из тех, кто ознакомился с первыми публикациями, считали, что свитки значительно моложе.

Особенно энергично против древнего возраста свитков возражал профессор С. Цейтлин из Дропси-колледжа в Филадельфии.