Пеший камикадзе, или Уцелевший

— Кажется, нет, — обшарил Муха раненого. — Откуда у бомжа оружие? Ты нахуя вообще стрелял?

— Он дёрнулся — я пальнул!

— Куда ты его?

— Кажется, в плечо…

— Специально целился?

— Нет. Я в башку стрелял.

— Долбаёб?

— Сам долбаёб! Бинт дай. И Медведю звони!

Медведчук приосанился, прищурил глаза, оторвал взгляд от телефона и напряжённо посмотрел в небо, будто мог по внешним признакам и оттенкам голубого и серого определить, где он прогремел. Конечно, он ждал звонка.

Прогремевший как гром среди ясного неба выстрел застал Фомиченкова в момент, когда он подобрался к невзрачному серому недострою в окружении жилых домов из чьих окон, веяло холодом и запустением. Подобные места Фома встречал часто, они всегда были похожи друг на друга, но имелись и различия. Одно дело необитаемые места, куда не ступала нога человека и совсем другое, где обитатели оставили после себя упадок и разруха. От подобного зрелища возникали скверные мысли, а воображение рисовало унылую жалкую картину. В сущности, этот недострой мог быть привычным домом с жильцами, детьми и машинами во дворе, стиранным бельём на балконах и музыкой из радиоточки, транслируемой в открытое окно. Но что — то пошло не по плану, помешало строительству — тяжёлые времена или худой городской бюджет, а может, ни первое и не второе, а что — то третье. Может, сам человек.

— Проверять будем? — обратился Некрасов к командиру.

Весь путь Некрасов непристойно шутил, чем прилично утомил Фому, вёл себя так, будто отправился в тур по публичным домам, а не задание. И Андрея это некоторым образом раздражало.

— Да, а что? — сказал он.

— Пачкаться не охота. Сколько здесь этажей?

— Шесть или семь… — бросил Андрей беглый взгляд.

— Все этажи надо пройти?

— А у тебя другое предложение?

— У меня возражение, — признался Некрасов, — сейчас за каждым углом будут кучи говна, а у меня нет фонаря.

— Говно не кровь, отмоешься!

— Согласен, — закурил Некрас в тени строения, осветив на мгновение скуластое лицо, — но могли бы забить?

Сделав вид, будто не расслышал, Фома огляделся и двинулся к дверному проёму.

Серый недострой окружали жилые панельки: длинная по фронту с арками и выходом на оживлённую улицу, две — слева и одна — справа, похожие на те, что строили в Союзе в семидесятые. Незаконченное строительством здание замыкало воображаемый контур квадрата, внутри которого красовалась детская площадка с аварийными качелями, сушилки для белья, почерневший деревянный стол и две скамьи, на которых тёплыми вечерами после смены под землёй шахтёры играли в домино и распивали пенное пиво из бидона или стеклянной банки. Дом протяжённостью более ста метров с арками в народе называли «китай — стена», несмотря на то что сходство с известной во всём мире стеной являлось довольно жалкой пародией. К тому же в мире существовало достаточно зданий, протяженность которых исчислялась в километрах и тот, что Фома наблюдал, не составил бы им конкуренции. В одной только Европе среди подобных «горизонтальных небоскребов» насчитывалось более десятка жилых домов, где проживающим в них людям приходилось добираться до соседей на трамваях.

— А если радиация? — подоспел Некрасов.

— Какая к чёрту радиация?

— Обычная, — выпустил он тонкую струйку дыма вытянутым книзу лицом совсем бескровным и худым, — вызывающая рак, — раскрыл он широко глаза.

— Тебе откуда знать?

— В моём дворе был такой: отрыли котлован, залили фундамент, возвели стены целых пять этажей. Затем приехала какая — то комиссия и выяснила, что стены дома «фонят» радиацией. Бетонные панели делали из мусора, в котором оказались радиоактивные отходы. Стройку заморозили, огородили забором, но разбирать не стали, наверное, думали, что радиация скоро выветрится. Но скоро стали болеть люди, живущие по соседству, у которых через одного выявляли рак… Вдруг этот недострой такой же? Кто знает, почему бросили строить? — задавил он Фому тяжёлой историей. — Ну, ладно, давай, — он пропустил Андрея вперёд, — осторожно там…

— Ага, — фыркнул Фома. — Осторожности не бывает чересчур много, правда?

— Как говорил один мой знакомый сапёр: лучше перебздеть, чем не добздеть, — хмыкнул Некрасов, потирая руки, — особенно, когда ищешь любимую иголку командира в стогу сена.

— Правильно говорить: перебдеть, от слова бдеть, — произнёс Фома и шагнул в звонкую пустоту, в которой камешки под ботинками захрустели как ледяной снег.

— Мне «бздеть» больше нравится? А что, не так, что ли? Этот инвалид и есть проблема, чёрт побери! Он даже без того, что потерялся уже заноза в заднице, — сказал Некрасов и шагнул следом в полумрак. — Ни тебя, ни меня, пропади или забухай, как калеку искать не стали бы, скажешь нет?

— Не знаю.