Пешки Хаоса

Нимиан, казалось, с презрением отказался от своей доли. Вместо этого он схватил мертвого солдата за ноги и стащил его с кузова, после чего быстро снял с мертвеца форму и ботинки.

На одну ужасную секунду Дафан подумал, что Нимиан собирается съесть труп, пожирая конечность за конечностью — но ему была нужна лишь одежда. Когда он оделся, форма не настолько плохо сидела на нем, как ожидал Дафан; казалось, Нимиан вырос, став выше и шире, с того момента, как запрыгнул в грузовик.

Гицилла открыла одну из канистр с водой и, напившись, передала ее Дафану. Когда Дафан утолил жажду, он передал канистру Нимиану, почти ожидая, что тот откажется — но Нимиан пил с неожиданной жадностью, выпив почти половину галлона за полминуты.

Опустив канистру, невероятный мальчик сказал:

— Все еще голоден, — и снова бросился в подлесок.

— Что же он такое? — спросил Дафан Гициллу.

Гицилла не спрашивала, почему Дафан говорит «что», а не «кто». Ее мучили те же страшные предчувствия, что и его. Возможно, она была бы напугана до ужаса — как и Дафан — если бы они уже не испытали столько ужасного, что потеряли способность испытывать более сильные эмоции.

— Я не знаю, — сказала она.

— Мутант? — предположил Дафан. — Я слышал, люди говорили…

Он замолчал. Когда речь шла о тайнах шабашей, он мог лишь краем уха услышать то, что не должен был слышать. Сейчас он был мужчиной, но всю свою жизнь до того он был мальчиком, которого взрослые не допускали в свои дела.

Гицилла, едва начавшая свое обучение, готовясь стать Сновидцем Мудрости, могла знать лишь немногим больше.

— Не думаю, что он обычный мутант, — сказала она. — Он нечто иное. Нечто большее. Неужели я действительно вела грузовик половину ночи и почти половину дня? Я даже не могу представить, как…

— Ты была за рулем, — сказал Дафан, осторожно выбирая слова. — Может быть, он знает, кто действительно вел машину. Хотел бы я взять себе те отличные ботинки до того, как он их взял — но, боюсь, мне пришлось бы отдать их ему. Кем бы он ни был, он не из тех, кому простые смертные вроде нас с тобой могут сказать «нет». Как думаешь, нам сейчас угрожает большая опасность?

— Думаю, не настолько большая, как в плену у солдат, — неуверенно сказала Гицилла. — Они бы застрелили тебя через пару минут. А меня бы застрелили через пару часов, или позже…

— Но он опасен.

— Думаю, да, — задумчиво сказала Гицилла. — Кем бы он ни был, он, несомненно, опасен. Но он на нашей стороне, разве нет? Его враги — наши враги, значит, наверное, он наш друг. Мы тоже должны поесть, пока можем.

Дафан понимал, что Гицилла права — права, вероятно, во всем. Он хотел бы сейчас быть способным мыслить ясно, но та эмоциональная перегрузка, из-за которой он утратил способность чувствовать страх, казалось, притупила и все остальные его чувства. Он ел механически, не чувствуя вкуса пищи, и мог лишь так же механически двигать руками, ко рту и обратно. Какую бы опасность не представлял Нимиан, сейчас Дафан о ней не думал; он не мог сейчас осмыслить ее, не говоря уже о том, чтобы продумать до конца.

Дафан и Гицилла закончили есть к тому времени, как снова появился Нимиан, на этот раз он не принес свою еду с собой. Или он понял, что его привычки в еде слишком пугают его спутников, и лучше предаваться им в одиночестве, или был слишком голоден, чтобы откладывать насыщение.

Трофейная форма теперь, казалось, сидела на нем еще лучше. Дафан подумал, что если мальчик действительно растет, то делает это с невероятной быстротой. Глаза и уши Нимиана сейчас казались еще более нечеловеческими, и на его руках появились волосы, там, где их раньше не было. Его зубы стали заметно острее, а на черепе начали расти гребни, уже заметные сквозь его блестящие волосы.

— Ты понимаешь меня, Нимиан? — спросила Гицилла. Она приходила в себя явно быстрее, чем Дафан.

Мальчик не ответил, но обратил на нее взгляд своих невероятных черных глаз.

— Я Гицилла, а это Дафан, — сказала она. — Мы убежали из нашей деревни, когда на нее напали. Нам пришлось бежать и от пруда — но теперь мы не знаем, куда бежать. Мы одни и потерялись. Нам нужна помощь.

Мальчик выслушал это, и, казалось, задумался — но видимо, он лишь сделал вид, что задумался, подняв руки ко лбу и на секунду закрыв глаза.

— Ты и ты, — сказал он. — Теперь мы. Все вместе. Расти вместе. Гореть вместе.

Гицилла секунду или две размышляла над этим ответом, затем пожала плечами, признав поражение. Она снова повернулась к Дафану.

— Это какая-то дорога, — сказала она, присев, чтобы ощупать землю. — Я чувствую следы от тележных колес. Ею нечасто пользовались, но все-таки это дорога — значит, она должна вести куда-то, возможно в Эльвенор или Мансип. Может быть, нам нужно только идти по ней, пока не дойдем до города — или, по крайней мере, деревни, или фермы.