Пешки Хаоса

Увы, инстинкты Дафана недолго могли поддерживать в нем храбрость, когда он увидел свою маленькую хижину и мать, спешившую встретить его. Другие люди звали его мать Орой, но для него она была просто мамой, и в ее присутствии одних слов было недостаточно, чтобы поддерживать ярость. В ее присутствии он всегда был ребенком, даже если бы он был сорокалетним стариком, а она сама каким-то чудом дожила бы до почтенного возраста в пятьдесят пять лет.

— Дафан! — воскликнула она. Она не пыталась сдержать слезы и превратить свой ужас в гнев. Она не спрашивала его правда ли это, потому что верила ему. Она слышала его, когда он был еще у кузницы, и уже думала, что делать дальше — но она была настроена бежать, а не сражаться.

— Мне нужен клинок! — закричал Дафан, но он уже знал, бесполезно было надеяться, что мать сможет найти клинок для него.

— Беги! — сказала она. — Беги к патеру Салтане. Ты должен помочь ему с детьми. Он знает, где их спрятать.

По крайней мере, у нее хватило ума — или вежливости — направить его на помощь детям, а не причислять к ним, но все же это не дело для настоящего мужчины.

— Я должен найти оружие, — выдохнул он, останавливаясь и переводя дыхание. — Надо защитить деревню.

— Мужчины будут защищать ее… как могут, — сказала она. — Но прежде всего надо защитить детей. Это самое важное. Иди к патеру Салтане — ему тоже нужна помощь мужчин. Иди!

Дафан не успел ответить, потому что за его плечом уже стоял Канак, староста деревни, спрашивая, что именно Дафан видел. Канак уже держал в руке клинок — пожалуй, единственный клинок в деревне, который можно было действительно назвать мечом. Хотя в деревне еще десяток мужчин претендовали на звание владельцев мечей, но они явно были слишком высокого мнения о своих мачете. Многие крестьяне носили ножи гораздо большего размера, чем было необходимо, чтобы резать хлеб и мясо, но столовый нож Дафана был слишком маленьким, с клинком не больше пальца, подходящим только для ребенка.

— Ясно видел шесть машин, — сказал Дафан, хотя «ясно» было преувеличением, — но там было еще много, их скрыло облако пыли. Пыли было столько, что там, наверное, не меньше двадцати машин, а может и больше тридцати. Они мчались быстрее, чем самая быстрая лошадь. В часе пути отсюда, а может быть и меньше. Эти холмы могут замедлить усталую лошадь, но для машин они не преграда.

Канаку больше не нужно было ничего знать, и не было времени благодарить Дафана за информацию. Он уже отвернулся, выкрикивая приказы, но дав несколько указаний своим товарищам-старейшинам, он снова обернулся, чтобы отдать приказ Дафану.

— Помоги Салтане! — сказал он. — Отведите детей в пещеру.

— Мне нужно оружие, — сказал Дафан.

— Лишнего не осталось, — бросил староста, уходя.

— Ты слышал, — сказала Ора. — Иди!

— А ты? — спросил Дафан, его голос снова стал тихим.

— У меня еще много работы.

Эту фразу она говорила тысячу раз или даже больше, но раньше она всегда имела в виду повседневную работу, которую обычно делали все деревенские женщины день за днем; работу, которая была необходима, чтобы поддерживать жизнь в деревне. Сегодня же Ора имела в виду, что она должна сделать все возможное, чтобы сохранить то, что можно сохранить, чтобы обеспечить жизнь после бедствия — если, конечно, после этого бедствия еще будет возможна жизнь.

Как и все остальные, она должна надеяться, что жизнь будет возможна — на что же иначе рассчитывать? — но должна понимать, что, может быть и нет…

Дафан бросился к дому патера Салтаны. Дети со всей деревни уже сбегались к дому священника, и впереди и позади него. Как и все жители, Дафан точно знал, сколько детей в деревне: двадцать семь. В это число не входили грудные младенцы, но входили малыши, которые лишь недавно научились ходить, и едва ли смогли бы бежать, не отставая от старших. Их придется нести; некоторых понесут 11-12-летние, некоторых мужчины — такие, как Дафан и патер Салтана, а некоторых незамужние женщины.

Когда Дафан подбежал к дому священника, Гицилла была уже там, распоряжаясь и организуя эвакуацию. Не тратя время на приветствия, она сунула в руки Дафану двухлетнего мальчика. Это был Хойюм, сын старосты Канака: двойная ответственность.

Какой смысл в даре предчувствия Гициллы, думал Дафан, если он не смог предупредить о такой страшной угрозе, как атака Империума? В чем ценность Мудрости Сновидцев, если она не может предсказать конец света? Где вечно восхваляемая щедрость всемогущего бога Гульзакандры, если все жертвы, принесенные ему в прошлом, служили лишь тому, чтобы продолжать тяжелую, полную трудов и лишений жизнь, которую вели все деревенские жители, тогда как их злейшие враги жили в огромных городах, таких, как легендарный Состенуто, владея разнообразными чудесными машинами?

Конечно, такие мысли были ужасными и изменническими, но Дафан абсолютно не мог поверить, что они были чем-то странным.

Это были вопросы, которые каждый человек должен задавать себе.