- Ты хочешь моей смерти! Ты хочешь оставить себе все, что у меня есть! Ты отняла у меня свободу, ты все эти годы держишь меня на поводке страха, что кто-нибудь вспомнит обо всем, узнает, услышит! Ты подкинула мне корзину с грибами, ты звонила и предлагала пиццу, ты подослала цыганку, все ты, ты, ты. Ты хочешь свести меня с ума. – Миша продолжал смотреть прямо перед собой, и, казалось, что он уже ничего не видит и не слышит. Он говорил и говорил. Он даже не заметил, что Лиза затихла и перестала шептать и извиваться в его руках. Он не слышал, как восьмилетняя Галя звонила в милицию, и как потом они с Викой и Ванечкой закрылись в ванной. Он не понимал, откуда до него доносится многоголосье детского плача, и сквозь какую-то белую пелену не мог увидеть перед собой побледневшую, обмякшую Лизу. Он не слышал громкого звука от падения выбитой двери и не понимал, откуда вдруг появились люди в милицейской форме. Он так и не смог сам разжать пальцы. Он не очнулся даже тогда, когда его вели в машину и не почувствовал тяжелого удара в спину и грубого окрика: «Залазь!»
* * *
1.
Ее жизнь началась со взрыва. Все, что было ДО, исчезло, ушло куда-то на второй план, стерлось из памяти. Все поглотил этот ужасный грохот, этот яркий свет, крики, вой автомобильных сигнализаций. У нее заложило уши. Она даже не понимала, что и сама громко и надрывно кричит. Она широко открыла глаза и, не разбирая дороги, побежала куда-то. И вдруг стало легко и хорошо, неожиданная оглушающая тишина сменила все многообразие страшных звуков, окрашенных для нее в ярко-красный цвет. Было ощущение, что лопнул какой-то стальной обруч, сдавливающий голову. Вдруг все пропало – и звук, и свет, и цвета, и образы. Все замерло, как природа зимой.
2.
Николай Бурлаков работал в Колосовском госпитале уже десять лет. Он пришел сюда на практику, будучи еще студентом хирургического отделения Первого Московского Меда. Поначалу убирал операционную, подавал инструменты хирургам, делал уколы и процедуры больным, потом, позже, получив диплом, стал продвигаться традиционным, хотя и нелегким путем советского врача-хирурга. Жил и работал честно, выдающимся не был, но дело свое знал неплохо, сталкиваясь на рабочем месте, как сам говорил, каждый день с тремя «С» - совесть, скальпель, сигарета. Были, правда и другие «три «С» - слезы, сомнения, смерть, но об этом у медиков говорить не принято.