Пешком по Москве – 2

Савва Морозов арендовал на 12 лет у Георгия Лианозова здание в Камергерском переулке с правом его перестроить (Камергерский пер., 3). С марта по октябрь 1902 года (уникальная скорость!) архитектор Федор Шехтель создал новый театр. Для надзора за строительством Савва Морозов временами даже ночевал на стройке. Полностью переделать фасад не было ни времени, ни средств. Морозов театр поддерживал, но лишнего вкладывать не хотел. Шехтель использовал существующий фасад, добавив детали модерна: оконные рамы с клетчатой расстекловкой, фонари-светильники кубической формы, дверные ручки текучей формы. Один из входов, а модерн любит асимметрию, облицевали керамической плиткой и украсили горельефом «Море житейское» из тонированного гипса скульптора Анны Голубкиной.

Камергерский пер., 3.

На фронтоне театра помещена эмблема театра – чайка, также нарисованная архитектором Федором Шехтелем. Сегодня удивительно узнавать, что Станиславский не любил и не понимал пьесы Чехова «Чайка». После провала «Иванова» Чехов не собирался писать пьесы. А Немирович-Данченко убеждал Чехова, что его должен ставить литератор со вкусом, и в то же время сам умелый режиссер. То есть сам Немирович-Данченко, драматург, режиссер и театральный педагог. Тогда и зрители увидят скрытые драмы и трагедии в каждой фигуре пьесы. Уговаривать пришлось даже Станиславского.

После первого прочтения «Чайки» Станиславский нашел ее странной, не сценичной, монотонной и скучной. В течение многих вечеров Немирович-Данченко объяснял ему прелесть произведения Чехова. Станиславский раз за разом перечитывал пьесу, но она по-прежнему казалась ему скучной. Полутона, намеки, обыденные разговоры… Как это далеко от любимого Шекспира! Станиславский не понимал сначала тонкого психологизма «Чайки». Так Станиславский представлял Тригорина франтом, а Дорна – постаревшим Дон Жуаном, качающимся в качалке, когда женщина говорит ему о любви… Чехов морщился от таких грубостей. «Чайку» Станиславский и Немирович-Данченко поставили вдвоем, и она стала началом триумфального шествия Чехова по театральным подмосткам, а сама чайка взлетела на занавес МХТ и стала эмблемой театра.