Песнь Давида

Может, дело было в нашей молодости. Или же в том факте, что мы оба очутились в психиатрическом учреждении, но ни один из нас не горел желанием из него выходить. Или же в том, что Таг со своим деревенским говором и повадками ковбоя был моей полной противоположностью. Какой бы ни была причина, мы сдружились. Может, потому, что он поверил мне. Без колебаний. Без оговорок. Без осуждений. Просто поверил. И никогда не прекращал.

После той стычки на сеансе психотерапии нас изолировали на три дня, запретив выходить из комнат. На третий день Таг юрком проскользнул в мою палату и закрыл дверь.

Я настороженно на него посмотрел. Мне-то казалось, что дверь была заперта. Я даже не пытался ее открыть. И как дурак просидел в комнате с открытой дверью целых три дня.

– Коридор обходят всего раз в несколько минут. Проще пареной репы! Мне стоило прийти раньше, – сказал он, садясь на мою кровать. – Я, кстати, Давид Таггерт. Но ты можешь звать меня Таг.

Он не извинялся за попытку задушить меня и, к моему легкому разочарованию, явно не планировал снова устраивать драку.

В таком случае его присутствие нежелательно. Я тут же вернулся к своему рисунку, ощущая присутствие Молли прямо за стеной воды, ее силуэт мелькал за водопадами. Я тяжело вздохнул. Эта девчонка меня уже утомила. А ее брат и подавно. Они оба были невероятно упрямыми и надоедливыми.

– Ты сумасшедший сукин сын, – заявил Таг без всяких преамбул.

Я даже не поднял голову от рисунка, который набрасывал крошечным карандашом. Мои запасы заканчивались слишком быстро, как бы я ни пытался их растянуть.

– Все так говорят, верно? Что ты сумасшедший. Но я на это не куплюсь, чувак. По крайней мере, теперь. Ты не безумец, у тебя дар. Безумный дар.

– Безумный. Сумасшедший. Разве это не одно и то же? – пробормотал я. Безумие и гениальность шли рука об руку. Мне даже стало любопытно, о каком даре он толкует. Он не видел моих картин.

– Не-е, чувак. Безумцам здесь и место. А тебе нет.

– Я так не думаю.

Он удивленно рассмеялся.

– Ты считаешь себя сумасшедшим?

– Я считаю себя ломким.

Таг недоуменно наклонил голову, но, когда я не предоставил дальнейших объяснений, кивнул:

– Ладно, пускай так. Может, мы все ломкие. Или разбитые. Уж я так точно.

– Почему? – невольно поинтересовался я. Молли снова замаячила передо мной, и я начал рисовать быстрее, беспомощно заполняя страницу альбома ее лицом.

– Моя сестра пропала. И это моя вина. Пока я не узнаю, что с ней произошло, то не смогу вновь почувствовать себя целым. Я буду навеки разбитым.

Под конец он заговорил так тихо, что я засомневался, предназначались ли мне эти слова.

– Это твоя сестра? – неохотно спросил я, поднимая альбом.

Таг уставился на нее. Затем встал. Снова сел. И в конце концов кивнул.

– Да, – выдавил он. – Это она.

И все мне рассказал.

Оказывается, отец Давида Таггерта техасский нефтяник, который всегда мечтал быть фермером. Когда Таг начал напиваться каждую неделю и попадать в неприятности, его отец вышел на пенсию, продал свою долю за миллионы и, помимо всего прочего, купил пятьдесят акров земли в округе Санпит, Юта, откуда была родом его жена, и переехал туда вместе со всей семьей. Он был уверен: если увезти Тага и его старшую сестру Молли подальше от былого круга общения, то вскоре они возьмутся за ум.

Но, вместо того чтобы образумиться, дети начали бунтовать. Молли сбежала, и о ней больше никогда не слышали. Таг пытался бросить пить, но когда он был трезв, то захлебывался чувством вины, и в конечном итоге попытался убить себя. Несколько раз. Так он и оказался в психушке вместе со мной.

Я ждал, позволяя ему выговориться. У меня было не больше сведений о ее смерти, чем у него. Усопшие хотели поделиться своей жизнью. А смертью – никогда. Когда Таг закончил свой рассказ, то взглянул на меня исполненными грустью глазами:

– Она мертва, не так ли? Раз ты видишь ее, значит, она мертва.

Я кивнул, и он принял мой ответ без возражений. Его голова поникла, а мое уважение к нему возросло. Поэтому я показал ему то же, что показывала мне Молли, перерисовывая образы из своей головы.

Он поведал обо мне своему отцу. И по какой-то причине – отчаяние, уныние или же просто желание успокоить своего настойчивого сына – Давид Таггерт-старший нанял человека с собаками-ищейками, чтобы обыскать местность, которую описал Таг. Они быстро вышли на след и обнаружили ее труп. Вот так просто. В неглубокой могиле, заваленной камнями и мусором, в сорока метрах от того места, где я нарисовал ее улыбающееся лицо, нашли останки Молли Таггерт.

Рассказывая мне об этом, Таг расплакался. Его плечи сотрясались от громких, душераздирающих всхлипов, и мой живот болезненно сжался. Я впервые сделал нечто подобное. Помог человеку. Нашел человека. Впервые мои способности, если их можно так назвать, обрели хоть какой-то смысл. Но на этом вопросы Тага не закончились.