Песнь дружбы

Долли немедленно учинила допрос Гансу. В десять часов вечера! В лесу! Генсхен потупил глаза, но вид у него был отнюдь не виноватый, а скучающий и недовольный.

— Сколько сплетен в этой дыре! — сказал он. — Я, должно быть, недолго здесь останусь. По-видимому, я скоро опять отправлюсь в плавание.

Долли испугалась и ни о чем больше не осмелилась расспрашивать. Генсхен казался искренне расстроенным, когда говорил это. К нему не подступишься.

20

Небо искрилось звездами, стрекотали кузнечики. Ночи стояли такие теплые, что скотину можно было оставлять на воле. От сытного корма Краснушка снова округлилась, и ее шкура, имевшая весной такой жалкий вид, начала лосниться. Резвый теленок превратился в славную молодую корову. На одном выгоне с ними паслись шесть коров, принадлежавших Борнгреберу. Они были на откорме у Германа, а он за это должен был осенью получить по дешевке двух телят. Ночной воздух был напоен ароматом сена.

Рыжий заканчивал кладку амбара, и им пора было приниматься за крышу. Герман отправился к Грецу, чтобы заказать материал. Антон уверял, что Грец, несомненно, предоставит им кредит до осени. Грец углубился в чертеж Германа и заявил, что должен сначала проверить все их расчеты, — крыша все-таки основательная. На следующее утро он объявил Антону, что не может отпустить материалы в кредит. Он уж и так слишком многим предоставил рассрочку, он сам по горло в долгах. Антон побагровел и смущенно почесал затылок. Невозможно, совершенно невозможно передать Герману подобный ответ! Он полдня размышлял и наконец придумал выход.

— Я дам вам поручительство, хозяин! — заявил он. Грец посмотрел на него, но ничего не сказал.

— Я отвечаю вам своей заработной платой, хозяин, — продолжал Антон.

Он предложил Грецу выплачивать ему лишь половину заработанных им денег, и тогда крыша к осени будет оплачена. Ведь это верное обеспечение, не правда ли?

— Ну, тогда пожалуй, Антон!

Они договорились, и Антон успокоился.

— Герман ничего не должен знать о нашем соглашении, хозяин. Он ужасно щепетилен и горд.

Грец понимал это.

Через три дня тяжелая подвода Греца вползла на гору, и в тот же вечер они приступили к делу. Через неделю крыша была готова. Герман с удовлетворением осматривал амбар. Десять метров на пять — места хоть отбавляй!

Пшеница приобрела серебристый блеск, рожь потемнела, а кисточки на овсе начали белеть. Хлеба были, правда, невысоки, но Герман был все же доволен — в сущности, все обошлось не так уж плохо. Будущим летом поля не будут так заглушены сорняками, в этом уж можно на него положиться!

А теперь пора! Время не ждет! Герман и Карл готовили косы. Они точили и отбивали их целыми днями, а Герман то и дело поглядывал на небо.

— У Анзорге уже вчера начали, — сообщила Бабетта.

— Ага! — Герман снова испытующе взглянул на небо. — Завтра и мы начнем, Бабетта!

На следующий день было воскресенье, и Антон был свободен. Когда солнце взошло и высушило росу, они начали покос.

— Иди ты вперед, Герман! — закричал Антон.

Герман, немного волнуясь, взмахивал косой. Он далеко заносил руку в сторону, лезвие прогрызало себе дорогу, среди колосьев. Антон дал Герману отойти на десять шагов вперед, затем тоже поплевал на ладони, и коса со свистом загуляла по его полосе. Колосья ложились с шумом и шелестом. У Антона был более сильный и быстрый размах, чем у Германа, и все-таки ему пришлось приналечь, чтобы не отставать от Германа, коса которого продвигалась вперед, раскачиваясь мягко и спокойно. Следом за косцами передвигались Бабетта, Карл и Рыжий: они сгребали снопы и вязали их. Так продолжалось до темноты. Горячее выдалось воскресенье, черт побери!

Антон отпросился у Греца на понедельник, и косьба продолжалась весь следующий день до наступления ночи. Но во вторник Антону пришлось уйти на работу, и теперь он мог помогать только несколько часов по вечерам. А Герман трудился изо дня в день все так же исступленно, словно одержимый. Он был в каком-то опьянении. Откуда только у него брались такие нечеловеческие силы? Рыжий падал от усталости. Карл тоже был порядком измучен, но его достоинство кузнеца не позволяло ему уклониться от работы ни на час.

Бабетта — вот кто был вынослив! Пунцовая — казалось, ее вот-вот хватит удар, — она не сдавалась, только стала чуть-чуть молчаливее.

В долине временами то тут, то там что-то вспыхивало. Это были острия кос, поблескивавшие на солнце. В воздухе стоял гомон отдаленных голосов, поля были полны людьми, местами по жнивью катились высоко нагруженные возы. Нет, занять лошадей в страду им не удалось, да они особенно и не пытались. Нужно было, чтобы им повезло, — это было главное. И им действительно повезло. Погода почти все время оставалась сухой.

Поля Борна на верхней части склона были усеяны снопами. Собиралась гроза. Но наутро поля оказались пустыми. Соседи были изумлены. У них ведь нет лошадей, как они это устраивают? Неужели они таскают снопы ночью на собственном горбу, а рано утром уже снова выходят на работу? Чудеса, да и только! Они и впрямь работают как бешеные, эти парни из Борна, поневоле начнешь их уважать!