Песнь крови

— Это часть испытания, аспект?

— Испытание началось, как только ты переступил порог. Ответь мне, пожалуйста.

«Лгать нельзя…»

— Я… несколько тревожусь. Я не знаю, чего ждать. И не хочу покидать орден.

Дендриш Хендрил фыркнул.

— Скорее уж, боишься встретиться со своим отцом! Думаешь, он будет рад тебя видеть?

— Не знаю, — честно ответил Ваэлин.

— Твой отец хотел, чтобы тебя вернули ему, — сказала Элера. — Разве это не говорит о том, что ты ему небезразличен?

Ваэлин неловко поежился. Он так долго избегал воспоминаний об отце или подавлял их, что теперь ему было тяжко отвечать на подобные вопросы.

— Я не знаю, что это значит. Я… я почти не знал его до того, как попал сюда. Он часто уезжал, сражался за короля, а когда он бывал дома, то почти не разговаривал со мной.

— Так ты, значит, его ненавидишь? — осведомился Дендриш Хендрил. — Да, это я могу понять!

— Я не испытываю к нему ненависти. Я его не знаю. Он мне не родной. Моя семья здесь.

Тут впервые заговорил тощий, Корлин Аль-Сентис. Голос у него был грубый и хриплый.

— Во время испытания бегом ты убил человека, — сказал он, впившись своим свирепым взглядом в глаза Ваэлина. — Тебе это понравилось?

Ваэлин был ошеломлен. «Они знают! Что же еще им известно?»

— Аспекты делятся информацией, парень, — сказал ему Дендриш Хендрил. — На том и стоит наша Вера. Единство целей, объединяющее доверие. Оттого и Королевство наше зовется Объединенным. И тебе стоит не забывать об этом. Не тревожься: твои грязные делишки дальше нас не пойдут. Отвечай же на вопрос аспекта Сентиса.

Ваэлин перевел дух, стараясь унять гулкий стук в груди. Он вспомнил испытание бегом, звон тетивы, спасший его от стрелы убийцы, вялую, безжизненную маску, в которую превратилось лицо убитого, тошноту, которая накатила, пока он пилил стрелу ножом…

— Нет. Мне это не понравилось.

— Ты об этом жалеешь? — не отставал Корлин Аль-Сентис.

— Этот человек пытался меня убить. У меня не было выбора. Я не могу жалеть о том, что остался в живых.

— Так это все, что тебя заботит? — спросил Дендриш Хендрил. — Главное, в живых остаться?

— Меня заботят мои братья, меня заботит Вера и Королевство…

«Меня заботит судьба Селлы-отрицательницы и Эрлина, который помогал ей скрыться. Но я не могу сказать, что особенно забочусь о вас, аспект».

Мальчик напрягся, ожидая упрека или наказания, но трое аспектов ничего не сказали, лишь обменялись непроницаемыми взглядами. «Они слышат ложь! — осознал Ваэлин. — Но не мысли». От них можно скрыть многое, и лгать не придется. Молчание станет его щитом.

Следующей заговорила аспект Элера, ее вопрос оказался самым неприятным из всех, что были заданы до сих пор.

— Помнишь ли ты свою мать?

Смятение Ваэлина внезапно сменилось яростью.

— Входя в этот дом, мы оставляем позади семейные узы!..

— Не дерзи, парень! — оборвал его аспект Хендрил. — Мы спрашиваем, ты отвечаешь. Только так, и не иначе.

У Ваэлина заныла челюсть — так сильно он стискивал зубы, сдерживая гневный ответ. Пытаясь обуздать свой гнев, он проскрежетал:

— Конечно, я помню свою мать.

— Я тоже ее помню, — сказала аспект Элера. — Она была добрая женщина и многим пожертвовала ради того, чтобы выйти за твоего отца и произвести на свет тебя. Она, как и ты, избрала жизнь в служении Вере. Она некогда была сестрой Пятого ордена и пользовалась большим уважением за свое искусство целительницы. Ей предстояло стать одной из мастеров нашего Дома. Быть может, со временем она сделалась бы и аспектом. По велению короля она отправилась вместе с его войском, когда оно выступило в поход во время первого восстания в Кумбраэле. Она повстречала твоего отца, когда тот лежал раненный после битвы в Святилищах. Она лечила ему раны, и между ними возникла любовь, и она покинула орден, чтобы выйти замуж. Знал ли ты об этом?

Ваэлин, онемевший от потрясения, сумел только молча покачать головой. Его детские воспоминания о жизни вне ордена потускнели от времени и от того, что он намеренно подавлял их, однако он помнил, как у него время от времени возникали подозрения, что его родители — люди различного происхождения: очень уж по-разному они говорили, и корявая, безграмотная речь отца слишком сильно контрастировала с гладкой и точной речью матери. Кроме того, отец плохо умел вести себя за столом, часто забывал о ноже и вилке, лежащих рядом с тарелкой, и хватал еду руками, искренне удивляясь, когда матушка мягко укоряла его: «Прошу тебя, дорогой, ты же не в казарме!» Но Ваэлину и в голову не приходило, что когда-то она тоже служила Вере…

— Будь она жива, — голос аспекта Элеры вернул его к действительности, — допустила бы она, чтобы ты отдал свою жизнь ордену?

Искушение солгать было почти непреодолимым. Ваэлин знал, что сказала бы матушка, что бы она почувствовала, увидев его в этом одеянии, с лицом и руками, разбитыми и ссаженными в кровь на тренировках, как ей было бы больно. Но если сказать это вслух, это сделается реальностью, и от этого уже не спрячешься. Но Ваэлин понимал, что это ловушка. «Они хотят, чтобы я солгал, — осознал он. — Хотят, чтобы я провалился».