Песнь меча

Бьярни испугался, что гнев Повелителя грома испепелит его на месте, но все же он был уверен в своей правоте: ему противостоит только Асмунд, со слюнявой бородой, полный злобы, которую разожгла его дочь.

Голос Онунда вновь заставил их умолкнуть.

— Есть один способ быстро положить этому конец, — и он направился своей жесткой, раскачивающейся походкой через зал туда, где Хунин, полузадушенный веревками, все еще бился в руках прислужников. Бьярни видел, как пламя осветило клинок в руке Онунда, и, не веря своим глазам, почувствовал, как ужас сжал сердце.

Кто-то взревел:

— Нет! Нет!

Это был его голос — жуткий вопль. А потом, сквозь смятение и ужас, до него донеслись слова Онунда:

— Все кончено! Отпустите его, отпустите их обоих!

В одно мгновение Бьярни и Хунин припали друг к другу; пес вдруг затих, уткнувшись мордой в хозяина, и кровь шла из его левой лапы, на которой не хватало двух средних пальцев.

— Ты искалечил моего пса! — закричал Бьярни, метнув свирепый взгляд на капитана, который вытирал меч сухим тростником.

Хунин скулил на груди Бьярни, заливая пол красными каплями.

— Ты лишил Громовержца его жертвы! — завизжал Асмунд. — Как я принесу на алтарь изувеченное животное?

— Действительно, как? — невозмутимо спросил Онунд, и Бьярни начал понимать.

Вождь и жрец стояли друг против друга. Ветер стихал с каждой минутой, густая синяя тьма за дверью просветлела, и гром прекратился.

— Кажется, Повелитель грома злится не так уж и сильно, как ты боялся. Нам повезло, — произнес Онунд среди внезапной тишины. — Луна осветит тебе дорогу домой.

Асмунд пытался сказать что-то, но в конце концов пошел к двери, так и не проронив ни слова, в сопровождении двух прислужников, как верных псов.

Когда они ушли и Бьярни, крепко держа Хунина за ошейник, встал на ноги, Онунд сказал ему:

— Есть время для битвы, и есть время для мира, а на борту «Морской ведьмы» нет места человеку, который не может отличить одно от другого.

— Они хотели принести моего пса в жертву, — ответил Бьярни, подумав в отчаянии, что капитан ничего не понял.

Но Онунд Деревянная нога все прекрасно понял.

— Ты не первый, кто теряет собаку таким образом. А теперь забирай его и уходи из Барры.

Бьярни не верил своим ушам. Неужели все это потому, что он затеял драку в неподходящий момент?! Ни один капитан корабля не мог быть таким щепетильным. А, может, потому, что он поднял руку на жреца, защищая Хунина — но ведь Онунд сам искалечил пса, чтобы не приносить его в жертву…

Он было задумался, но, взглянув на лицо Онунда, сказал только:

— Я два года верно служил тебе, Онунд Деревянная нога.

— И теперь я с честью освобождаю тебя от службы, — ответил Онунд. — Найди себе другого хозяина.

Глава 7. Рыжий Торштен

Море бурлило, и «Морская корова» барахталась в волнах, словно неповоротливая свинья. Бьярни успел забыть, как сильно отличалось это широкобокое торговое судно от стройных ладей Барры, к которым он привык за последние два года, но после вчерашнего пира и неожиданных событий, разразившихся, как гром среди ясного неба, его подташнивало, и голова раскалывались, хотя он винил во всем только эль. Он примостился у фальшборта, Хунин растянулся рядом с ним, его левая лапа была обмотана грязными тряпками и походила на кровавый пудинг. Время от времени Хунин пытался укусить себя за лапу, но Бьярни отталкивал его морду ногой.

Он обдумывал события прошлой ночи, но многое спуталось в парах эля, пламени факелов, темноте и ударах молнии. Лица кружили вокруг него — Онунд, Тара и жрец, опьяненный нектаром; лица людей, пытавшихся уволочь Хунина, и лица его товарищей, превратившиеся в тревожные лица незнакомцев. И вновь лицо Онунда, вытиравшего лезвие своего меча. Холодные брызги морской воды ударили Бьярни в лицо, он очнулся, и тошнота подступила к самому горлу. Он заставил себя встать, наклонился за борт, и тут его стошнило, как самую настоящую сухопутную крысу, впервые вышедшую в море.

Придя немного в себя и вытерев рот рукой, он обнаружил янтарное ожерелье, свисающее из ворота кожаной куртки, и, засовывая его обратно, он пожалел, что не бросил его к ногам — ноге — Онунда. То ли он стал неуклюжим от этих мыслей, то ли случайно, но нить порвалась, и медовые шарики посыпались сквозь пальцы прямо в бурные зеленые волны. Исчезли, как годы, проведенные на Барре рядом с Онундом. Он раскрыл ладонь — одна-единственная бусинка застряла между пальцами, и он бросил ее вслед за остальными.

Кто-то, раскачиваясь по палубе, подошел и встал рядом. Некоторое время они смотрели на вздымавшийся горизонт. Затем Хериольф Купец сказал:

— Это уже второй раз. И опять из-за собаки. Смотри, чтобы такое больше не повторялось, а то твоя жизнь превратится в замкнутый круг и ни к чему хорошему это не приведет.