Песнь мятежной любви

Родион смотрел так, будто только я имела значение, я чувствовала себя важной и нужной. Это окутывало теплом. Я снова всё придумала оттого, что жутко соскучилась? Или мне просто хотелось, чтобы это было правдой?

На краткий миг, когда мы смотрели друг на друга, я будто стала настоящей. Реальной Майей, какой есть, без прикрас и масок. Я перестала лгать себе.

Сохранить бы это ощущение навсегда, но наваждение прошло.

— Хай. Синяк сошёл, как видишь, — я указала на лицо. Руки не дрожали, а голос звучал бодро. Отлично, Майя! — А в целом терпимо.

— Хорошо. Впредь будь осторожна, пожалуйста.

— Стараюсь не нарываться.

Он не отводил взгляда, и мне стало неловко. И хоть сама не могла насмотреться, подобное уже переходило границы приличия. Малознакомые люди не пялятся друг на друга, не замечая никого вокруг.

— Никуда и не хожу — подбиваю диплом, готовлюсь к предзащите. Теперь ни на что времени нет, — я улыбнулась поводу ввернуть отмазку долгой разлуке.

— Удачи, — понимающе кивнул парень. — Рад, что у тебя всё в порядке.

— Иначе и быть не могло, — ответила я беззаботно.

Но спокойствие было показным. Крылья сломались с отвратительным хрустом. Так больно, когда надежда умирает. В голосе Родиона я не услышала ни упрёка, ни раздражения, ни расстройства. Мы не виделись три недели, а у него никаких эмоций! Где негодование, обида? Хоть что-нибудь! Я уже сомневалась, что радость, которую увидела в его глазах в начале, относилась ко мне. А о здоровье он справился из вежливости.

То, чего я боялась больше всего, подтверждалось самым ярким образом — Родиону плевать на меня с высокой колокольни.

— О, всё-таки появился! — Саша ворвался в наш круг элегантным ураганом.

Я готова была его расцеловать — он избавил меня от разрушительных мыслей и отвлёк внимание парня. А то я как раз нацепила печальную морду, легко могла спалиться. Но теперь ни за что! Я навострила уши.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Быстро ты справился. Когда Злата сказала, что ты к Феликсу за город поехал, я прикинул, что точно до ночи провозишься.

— Я тоже так думал, — Родион пожал руки друзьям, — но поломка оказалась небольшой. Я отбуксовал его в ближайший сервисный центр. Уже завтра машина будет готова, — растопыренной пятерней он убрал наверх и взбил длинные волосы.

Только сейчас, когда он открыл лицо, я увидела проблески усталости. Отвлеклась на детали и, как всегда, не заметила главного. Так вот почему он не пришёл на спектакль: помогал другу с машиной. «Безотказный Родион спешит на помощь».

— Запарился. Сегодня за руль уже не сяду, — он достал из кармана ключи и

отдал сестре. Та приняла их.

В сходстве ребят сразу чувствовалось родство. Они так здорово смотрелись рядом — оба высокие, худые, красивые, благородные даже. Может, потому что не знали, что такое плохая осанка, сутулые плечи и опущенная голова?

Такой уверенности в себе можно позавидовать. Причём и Злате пригодится в карьере журналиста, где требуется напористость и пробиваемость, и Родиону на музыкальном поприще, где без харизмы и обаяния вокалиста никуда.

— Спасибо, что приехал за мной, — кивнул Злата. — Домой поедешь или останешься?

Меня снова как на половинки разорвало. Одна часть завопила: «Пусть остаётся!», а вторая приготовилась вздохнуть с облегчением, что уйдёт.

— Дождусь Влада, извинюсь, что не пришёл. А ты езжай, я буду позже.

— Если засидишься допоздна — звони, заберу. Ладно, ребят, я пошла. Может, ещё успею главу написать, — она глянула на настенные часы в холле и хихикнула. — Передайте Владу, что спектакль бесподобный, и он потрясающе отыграл. Я теперь его поклонница! На все спектакли буду ходить.

— Обязательно. То-то он обрадуется, — ответил Огнеслав.

Злата ушла, а мы остались ждать Владислава. Наша звезда задерживалась.

А я вспомнила, как всего раз играла в сценке, ещё в школе. Отказаться было нельзя, угрожали плохими отметками в аттестате. Несколько минут позора, финальный поклон и можно идти переодеваться. С импровизацией у меня всегда было фигово, но я и по готовому тексту сыграла ужасно, никак не вжилась. Чего ждать от четырнадцатилетней сыкушки?

С каким остервенением я потом смывала грим и зарекалась участвовать в подобной самодеятельности! В универе сразу обозначила, что ни в какие авантюры не вступаю, и меня не трогали. Сейчас неприятные воспоминания почти изгладились из памяти, но, и промелькнув, оставили осадок. Мне показалось даже, что вся моя жизнь — череда таких неудачных моментов, падений, обломов. Никакого созидания, одно разрушение.

Минутка самобичевания длиной в жизнь. И зачем всё это поднялось из глубин сейчас? Только ли потому, что меня терзали чувства, от которых я не могла отделаться?