Песнь молодости

Это был тот самый Сюй Нин, который читал вслух лозунги в вагоне во время поездки бэйпинских студентов в Нанкин. Говоря о своем протесте, он вглядывался в лица всех находившихся в комнате, как бы ища у них поддержки. Нахмурив брови, Бай Ли-пин шутливо похлопала его по плечу.

— Сюй Нин, какой ты глупый ребенок! Что толку, что ты кричишь здесь? Ведь Чан Кай-ши все равно не услышит твоего протеста… А ты не боишься, что твои слова могут подслушать другие?.. Друзья! Не слушайте его! Давайте лучше выпьем!

Но этот призыв хозяйки остался гласом вопиющего в пустыне, его словно никто не расслышал. Некоторые из гостей принялись горячо обсуждать капитулянтскую политику правительства, другие, задумавшись, вспоминали родные места и тяжело вздыхали. Тоненькая, хрупкая девушка лет семнадцати вдруг упала на кровать Бай Ли-пин и разрыдалась. В комнате стало еще более шумно. Бай Ли-пин подбежала к ней:

— Цуй Сю-юй, перестань! Ты вспомнила маму?.. Она погибла, но все мы помним о том, что надо отомстить за нее… Не плачь, детка! Месть! Мы должны помнить о мести! Послушай, ты знаешь о том, как дерется Северо-Восточная добровольческая партизанская армия?[44] Мы рано или поздно вернем себе утраченную родину.

Хотя Бай Ли-пин была постарше подруги, но по мере того, как она говорила, на нее нахлынули воспоминания о собственных отце и матери, о родных местах. Не в силах больше сдерживаться, она, так же как и Цуй Сю-юй, разрыдалась.

В этот вечер Линь Дао-цзин тоже была здесь.

Бай Ли-пин была ее соседкой. Ло Да-фан, который часто заходил к Бай Ли-пин, познакомил их. Когда наступили зимние каникулы и Юй Юн-цзэ уехал к родным в деревню праздновать Новый год, Дао-цзин не поехала с ним. Она одна сидела дома, и гостеприимная Бай Ли-пин пригласила ее на Новый год в свою компанию.

Из всех собравшихся Линь Дао-цзин знала лишь Бай Ли-пин и Ло Да-фана, поэтому она молча сидела в уголке и слушала других.

Обычно живой и общительный, Ло Да-фан сейчас сидел возле окна, молча опустив голову. Даже Сюй Нин, который только что громко выражал свой протест, и тот притих и задумался.

— Всякий раз, когда наступает веселый праздник, вдвойне тяжелы воспоминания о родных! О любимая Сунгари[45], все так же пре… прекрасны ли твои чистые воды? — всхлипывая, заговорил сидевший у стола с рюмкой в руке невысокий юноша в потертом костюме и с растрепанными волосами. Он был пьян. Теперь один лишь его голос, прерываемый пьяными всхлипываниями, нарушал общую тишину.

Взоры всех присутствующих устремились на него. Бай Ли-пин перестала плакать, вытерла глаза, быстро подошла к нему и отобрала у него рюмку.

— Как тебе не стыдно, Ю И-минь! Что за вздор ты мелешь!

Но даже вмешательство хозяйки не помогло: в углу послышался другой пьяный голос — это заговорил мужчина лет тридцати в сером ватном халате, с продолговатым неприятным лицом под шапкой длинных спутавшихся волос:

— Господа, давайте забудем о государственных делах! Человек живет один раз! Жизнь течет словно вода: миг — и приходит смерть… Я не могу вынести этого! Я не могу!.. Жизнь проходит, как короткий сон. Я не могу, не могу этого перенести!..

Цуй Сю-юй подскочила к пьяному и, тыча ему пальцем в нос, с негодованием сказала:

— Великий деятель искусства Ван, сколько вина ты выпил? Я вижу, ты напился до такой степени, что перестал походить на настоящего китайца. Подумай, в какое время ты живешь? Наша родина под угрозой, наши семьи гибнут, а ты… болтаешь подобный вздор, слизняк! Покинь башню из слоновой кости, в которую ты сам себя заточил!

Сюй Нин небрежным жестом отбросил со лба свои густые черные волосы и, в свою очередь, сказал:

— Отважный Ван, прошу тебя, очнись! Сейчас угроза нависла над провинцией Жэхэ, неспокойно стало во всем Северном Китае. И в это время ты напыщенно болтаешь о небытии?

Ван, вытянув шею, посмотрел посоловевшими глазами на холодно улыбавшихся Сюй Нина и Цуй Сю-юй и весь съежился, словно побитая собака. Глядя на него, все, кто был в комнате, разразились хохотом.

Через некоторое время общая беседа возобновилась.

— Бай Ли-пин, давай поговорим откровенно! Ведь твоя комната не чайная, где обычно висит объявление «говорить о государственных делах воспрещается»? — виновато попросил Ю И-минь, глядя на Бай Ли-пин.

Девушка улыбнулась.

— Я знаю, что сейчас у всех много горьких дум. Я не сторонница молчания, но мне не хочется бередить ваши душевные раны… И теперь, когда наступает Новый год, надо веселиться — ведь такой праздник бывает раз в году! — Бай Ли-пин задумалась на мгновение. — Хотите, я расскажу вам одну историю, а после меня еще кто-нибудь, и так все по очереди…

Молодежь утихла, и Бай Ли-пин начала: