Песнь молодости

— И я сегодня понял, кто вы… — На худом морщинистом лице старика впервые появилась нерешительная улыбка.

Глава двадцать третья

Поздним осенним вечером по затихшим бэйпинским улицам двигалась черная машина с тусклыми фарами. Машиной управлял молодой парень. Его лицо скрывала низко надвинутая на лоб кепка с длинным вытянутым козырьком. В машине сидели два пассажира — с виду рядовые служащие. Один из них был Дай Юй. На его лице был написан страх, но он старался держаться хладнокровно. Глаза его бегали по собеседнику — единственному члену партии, с которым Дай Юю удалось установить связь. Дай Юй не знал его настоящей фамилии, рода занятий и адреса. Знал лишь, что его зовут Юй Чан. Они каждый раз встречались на какой-нибудь трамвайной остановке и шли по улице, обмениваясь ничего не значащими фразами. Осторожный Юй Чан вскоре исчезал. Дай Юй решил его не трогать, выжидая, пока он свяжет его с партийной организацией. Дай Юй прикидывался честным, просил у партии побольше работы для себя.

Сегодня Юй Чан повел себя необычно: посадил Дай Юя в машину и куда-то повез. Дай Юй обрадовался, думая, что организация поручает ему важное задание. Однако, когда машина поехала по узким улочкам, ему стало страшно.

— Сегодня я от имени партии буду разбирать твое подлое предательское поведение! — тихо, но отчетливо произнес Юй Чан, гневно сверкнув глазами в полумраке. — Говори все!

— Я не понимаю! Что за шутки? — хотел было возмущенно крикнуть Дай Юй, но слова застряли у него в горле. Он в ужасе покосился на задернутые занавесками окна машины и лихорадочно стал искать выход из создавшегося положения.

— Не понимаешь?! — холодно переспросил Юй Чан.

Заметив бегающий взгляд Дай Юя, он медленно сжал кулаки.

— Успокойся! Я сейчас не стану тебя убивать, только официально сообщаю: ты исключен из партии.

— Исключен? — захныкал Дай Юй. — За что? Ведь я с двадцать пятого года в партии, немало сделал… В чем я провинился?

Юй Чан откинулся на сиденье и бросил презрительный взгляд на Дай Юя.

— Ты еще отпираешься? Напрасно: партия все проверила и установила твои преступления… — Юй Чан достал из кармана бумагу. — Тебя арестовали в 1933 году, но потом выпустили. С тех пор ты и стал изменником: вновь пролез в партию и по указке врагов свершил целый ряд кровавых злодеяний… На, читай. Здесь все написано! Имей в виду, что ты не только исключаешься из партии: за все твои преступления китайский народ приговорил тебя к смерти.

— К смерти? — Дай Юя всего передернуло.

— Да, к смерти! — сурово произнес Юй Чан. — Но приговор пока не будет приведен в исполнение. Если ты сумеешь смыть позор, то будешь помилован. Если же нет, если осмелишься продолжать предавать товарищей — пеняй на себя! А сейчас можешь катиться на все четыре стороны!

Машина притормозила на широкой безлюдной дороге. Юй Чан огляделся по сторонам, открыл дверцу и вытолкнул Дай Юя. Шофер дал газ, и машина исчезла.

Дай Юй от толчка выскочил из машины и, как ком грязи, упал на дорогу. Страх у него вскоре прошел, и он овладел собой. «Прохожих нет — значит, меня не могли заметить», — пронеслось у него в мозгу, и он поднялся, пытаясь определить район, куда его завезли. Вскоре он понял, что это была улица Дафосы[126].

— Ха! Большевички! — потер он ушибленное плечо и прошептал: — Смертный приговор? — его рыбьи глаза злобно сверкнули. — Нет, «товарищи», упустили вы в машине удобный случай. Просчитались!..

В тот вечер Дай Юй не пошел к своей любовнице, которая одновременно являлась и его начальником по охранке. Он не получал от нее разрешения на сегодняшнюю встречу и, кроме того, побаивался часто бывать у этой женщины. Дай Юй вернулся домой, в шикарный просторный номер гостиницы, зажег свет и вытащил из кармана листок бумаги, полученный от Юй Чана.

Это был приговор, вынесенный от имени китайского народа:

«Дай Юй, он же Ли Тянь-мин и Чжэн Цзюнь-цай, тридцати лет, родом из Нинбо провинции Чжэцзян, выходец из семьи крупных помещиков, окончил Фуданьский университет. В 1925 году в Шанхае вступил в Коммунистическую партию Китая. После поражения революции в 1927 году скрылся в Бэйпин и прервал связи с партией. Затем он их восстановил и был членом районной организации Антиимпериалистической лиги в Тяньцзине, заведующим отделом пропаганды Союза социалистов, секретарем райкома Восточного района Бэйпина. Будучи арестован в мае 1933 года, перешел на сторону врага, проявил фальшивую стойкость в тюрьме, чем ввел в заблуждение товарища Лу Цзя-чуаня и других заключенных коммунистов и втерся к ним в доверие. В результате этого были казнены три наших товарища. По выходе из тюрьмы он вновь пробрался в партию и занялся активной подрывной деятельностью…»

Он перевел дыхание. В этих скупых строках, как в зеркале, отобразилось все его мерзкое обличье.

Дай Юй стал читать дальше. Здесь было все, кроме деятельности в уезде Динсянь, взаимоотношений с Линь Дао-цзин и Ван Сяо-янь и его последних действий. Это обрадовало Дай Юя, и он облегченно улыбнулся: «Нет, ничего. Откуда им все узнать?..»