Песнь о моей Мурке

Купите бублички, Горячи бублички, Гоните рублички Ко мне скорей!

 И в ночь ненастную Меня несчастную, Торговку частную Ты пожалей. Отец мой пьяница,

 Он этим чванится, Он к гробу тянется И все же пьет! А мать гулящая,

 Сестра пропащая, А я курящая — Смотрите — вот!

«Бублички» действительно — и вполне справедливо — прославили своего автора. Но в те дни Тимофеев мечтал не о такой фокстротной славе. Лира его была настроена на высокий лад».

Прежде всего, заметим, что Дмитрий Сергеевич ошибался. Он явно перепутал профессора Леонида Тимофеева с поэтом и драматургом Борисом Николаевичем Тимофеевым (1899–1963), о котором, скорее всего, и рассказывала Одоевцева. К слову сказать, в 30-е годы Тимофеев достиг определенной популярности благодаря стихам, на которые был написан ряд романсов, известных до сей поры, музыку к большинству из них написал известный в то время композитор Поль Марсель (Поль-Марсель Александрович Русаков). Кроме того, помимо шлягеров тех лет «Мне бесконечно жаль своих несбывшихся мечтаний», «Мы странно встретились и странно разойдемся», «Вернись, я все прощу», «За окном черемуха колышется», Тимофееву принадлежит также авторство знаменитой песни «С одесского кичмана», которой в нашем сборнике посвящена отдельная глава. Видимо, Одоевцева спутала «Бублички» с «Кичманом».

На самом деле большая часть исследователей склонна считать автором «Бубличков» известного одесского поэта Якова Петровича Давыдова (1885–1940), более известного под псевдонимом Яков Ядов (другие псевдонимы — Боцман Яков, Аника Воин, Жгут, Мартын Задека, Якив Орута и т. д.). Ядов — автор сотен песенок, стихотворных фельетонов, сатирических сценок, эпиграмм, которые звучали со столичных и провинциальных эстрад. По поводу авторства Ядова остался ряд свидетельств. Об этом, в частности, вспоминает популярный в свое время куплетист Григорий Красавин. Его воспоминания дошли до нас в двух вариантах. Первый сохранился на магнитофонной записи 1956 года в фондах Музея эстрады созданного еще в советском Ленинграде Г.М.Полячеком.

Красавин рассказывает: «Приехав на гастроли в Одессу, я был поражен, что, пока я ехал с вокзала к Ядову на Сумскую улицу, всю дорогу меня сопровождали возгласы «купите бублики!» Мне захотелось иметь песенку с таким припевом. О своем желании я сказал Ядову и сыграл на скрипке, с которой обычно выступал, запавшую в память мелодию. Яков Петрович разразился обычным для него бурным смехом и сказал жене Ольге Петровне своим сиплым голосом: «Ставь самовар для артиста. А я буду печь бублики…» Полчаса стучала в соседней комнате машинка. В тот же вечер я с листа исполнял «Бублики» в «Гамбринусе». На следующий день Одесса запела “Бублики”».

Питерский филолог Владимир Бахтин приводит еще более полную версию, которую он обнаружил в Санкт-Петербургской театральной библиотеке: там сохранилась небольшая рукопись «К выступлению Григория Красавина». Это — набросок речи артиста на концерте «500 лет на эстраде». (В юбилейном концерте приняли участие старейшие артисты эстрады, общий стаж их выступлений и составил эту цифру.) Вот как там пересказана история создания «Бубличков»:

«У меня была привычка собирать мелодии песенок на всякий случай. Бывало, услышу в кафе или ресторане что-нибудь характерно-эстрадное, прошу пианиста дать мне ноты. Одна из этих мелодий мне пригодилась в 1926 году. Я тогда жил в Харькове, и туда приехали известные администраторы Борис Вольский и Аркадий Рейф. Они меня приглашали на открытие сезона в Одессу — в Театр миниатюр на Ланжероновской улице. В процессе разговора, когда я старался выяснить, в чем состоит одесская «злоба дня», они мне сказали, что в Одессе на всех углах продают горячие бублики с утра до вечера и с вечера до утра. Только и слышно: «Купите бублики, горячие бублики…» Вот это, сказали они, стоило бы отразить в песенке. Кто это может сделать хорошо и быстро? Только один человек — Яков Петрович Ядов! Через несколько часов мы были на Сумской улице в квартире Ядова. Якову Петровичу очень понравилась музыка. Он сразу загорелся: «Это прекрасная идея. Надо показать в этой песенке несчастную безработную девушку, мерзнущую на улице ради куска хлеба, умирающую с голода для обогащения нэпмана, так сказать, одну из «гримас нэпа». Он задумался, потом сказал: «Идите в столовую пить чай, а я буду печь бублики». Мы сидели в кругу семьи Ядова, пили чай, а в соседней комнате стучала пишущая машинка. И не прошло тридцати минут, как Ядов без заминки прочел то, что я сейчас исполню…

Через неделю в Одессе я после четырех первых своих номеров пел «Бублики». Назавтра их пела всю Одесса, а через некоторое время, когда я приехал в Ленинград, Утесов, встретив меня, сказал: «Гриша, я пою твои «Бублики». Ничего?» — «Кушай на здоровье», — ответил я ему…»