Песнь о Трое

Она нехотя вышла на солнечный свет, словно ей больше нравилось пребывать в прохладной, наполненной влагой тени. Я смотрел на нее, не в силах отвести глаз. Маленького роста, стройная и женственная – и все же в ней было нечто такое, что назвать женственным было нельзя. Вместо традиционного одеяния с оборками и вышивками на ней был простой хитон из тонкого, прозрачного египетского льна, через который просвечивала ее кожа – бледная, с голубоватыми прожилками, кажущаяся полосатой из-за неумело окрашенной материи. Губы ее были полными, чуть розоватыми, глаза меняли цвет, переходя от одного оттенка моря к другому, – то серые, то голубые, то зеленые, иногда даже винные пополам с пурпуром, на лице никакой краски, кроме тонкой черной линии, удлинявшей контур глаз, что придавало ей слегка зловещий вид. Ее волосы были почти бесцветными – пепельно-серые, с таким сильным блеском, что в приглушенном свете помещения казались голубыми.

Я приблизился, ведя за собой животное, которое приготовил в жертву.

– Моя госпожа, мне выпала честь быть гостем на твоем острове, и я принес Посейдону дар.

Она, кивнув, протянула руку, чтобы взять у меня веревку, и оглядела белого теленка опытным взглядом:

– Посейдон будет доволен. Я уже давно не видела такой прекрасной жертвы.

– Раз для него священны лошади и быки, моя госпожа, мне показалось, что будет уместно, если я предложу ему то, что он любит больше всего.

Она напряженно уставилась на алтарный огонь:

– Время сейчас неблагоприятное. Я принесу жертву позже.

– Как тебе будет угодно, моя госпожа.

Я повернулся, чтобы уйти.

– Подожди.

– Да, моя госпожа?

– От чьего имени мне принести жертву?

– От имени Пелея, царя Иолка и верховного царя Фессалии.

Ее глаза быстро изменили цвет с ясно-голубого на темно-серый.

– Ты не простой человек. Твоим отцом был Эак, а его отцом – сам Зевс. Твой брат Теламон – царь острова Саламин, и ты сам – царского рода.

Я улыбнулся:

– Да, я сын Эака и брат Теламона. Что же до деда – понятия не имею. Хотя я сомневаюсь, что он был царем богов. Скорее всего – разбойником, которому приглянулась моя бабка.

– Непочтение к богам, царь Пелей, – неторопливо произнесла она, – влечет за собой возмездие.

– Не вижу, в чем мое непочтение, моя госпожа. Я исполняю обряды и приношу жертвы с полной верой в богов.

– Однако ты отрицаешь, что Зевс был твоим дедом.

– Такие сказки рассказывают, моя госпожа, чтобы усилить права на трон, чего как раз добивался мой отец Эак.

Она с отсутствующим видом погладила белого бычка по носу.

– Ты наверняка остановился во дворце. Почему царь Ликомед позволил тебе прийти сюда одному и без предупреждения?

– Потому что я так захотел, моя госпожа.

Привязав белого бычка к кольцу, вделанному в колонну, она повернулась ко мне лицом.

– Моя госпожа, кто принимает мою жертву?

Она посмотрела на меня через плечо холодно-серым взглядом:

– Фетида, дочь Нерея. И это не сказки, царь Пелей. Мой отец – великий бог.

Пора. Я поблагодарил ее и ушел.

Но ушел недалеко. Осторожно, стараясь держаться вне поля зрения тех, кто мог бы заметить меня из святилища, я скользнул по змеящейся тропе вниз к бухте, бросил копье и меч за скалу и улегся на теплый желтый песок в тени нависшего утеса. Фетида. Фетида. В ней определенно было что-то морское. Я вдруг подумал, что мне хочется верить в то, что она дочь божества. Я слишком глубоко заглянул в ее глаза-хамелеоны, увидел все штормы и штили, которые оставили на ней свою печать – отблеск холодного пламени, не поддающегося описанию. Я хотел, чтобы она стала моей женой.

Я пробудил в ней ответный интерес – мне подсказал это накопленный годами опыт. Вопрос заключался в том, насколько сильным окажется ее влечение; что-то говорило мне о возможном поражении. Фетида не вышла бы за меня, так же как не вышла ни за кого из тех достойных женихов, которые сватались к ней. Я не принадлежал к тем, кому нравятся мужчины, а женщины интересовали меня ровно настолько, насколько могли насытить то влечение, от которого великие боги страдают не меньше людей. Я спал то с одной служанкой, то с другой, но до этого никогда не любил. Знала она это или нет, но Фетида была предназначена мне. И раз я всецело подчинялся законам новых богов, ей не придется бояться жен-соперниц. Я буду принадлежать только ей.

Солнце било мне в спину с нарастающей силой. Настал полдень; я сорвал с себя охотничью эксомиду, чтобы позволить горячим лучам Гелиоса проникнуть себе в кожу. Но лежать спокойно мне не удавалось, поэтому я сел и свирепо уставился на море, обвиняя его в своей новой беде. Потом я закрыл глаза и упал на колени:

– Зевс Громовержец, обрати на меня свой благосклонный взгляд! Только от великой нужды взывал я к тебе, как человек, который ищет поддержки предков. Но сейчас я молю о великой милости. Ты всегда слышал меня, ибо я не тревожил тебя по пустякам. Помоги мне, прошу тебя! Отдай мне Фетиду так, как отдал Иолк и мирмидонян, как передал всю Фессалию в мои руки. Дай мне царицу, которая достойна сидеть на мирмидонском троне, дай мне могучих сыновей, чтобы они сменили меня, когда я умру!