Песнь о Трое

— Должна быть ссора!

Мы открыли рты.

— Троянцы не новички в шпионских делах. — Голос Одиссея обрел нормальную громкость. — На самом деле троянские лазутчики в нашем лагере служат мне так же хорошо, как мои собственные за стенами Трои. Я знаю их всех до единого и скармливаю им лакомые куски, чтобы они передали их Полидаманту, своему предводителю, — интересный человек, этот Полидамант, хоть по заслугам его и не ценят. Нам нужно благодарить богов, что они на нашей стороне. Нет нужды говорить, что его лазутчики уносят в Трою только то, что я позволяю им уносить, например сведения о якобы ничтожном числе наших воинов. Но в последние луны я поощрял их передавать Полидаманту одну сплетню.

— Сплетню? — нахмурился Ахилл.

— Да, сплетню. Людям нравится верить в сплетни.

— Что это за сплетня? — спросил я.

— Что вы, Агамемнон и Ахилл, терпеть друг друга не можете.

Кажется, я перестал дышать на несколько мгновений дольше, чем следовало, ибо мне пришлось глубоко вздохнуть.

— Мы с Ахиллом терпеть друг друга не можем, — медленно повторил я.

— Именно. — Одиссей выглядел очень довольным собой. — Вы же знаете, простые воины всегда сплетничают о своих вождях. И среди них ходит слух, будто между вами время от времени случаются разногласия. Недавно я пустил слух о том, что ваши отношения становятся все хуже и хуже.

Ахилл, побледнев, вскочил на ноги.

— Мне не нравятся такие слухи, итакиец!

— Я и не думал, что они тебе понравятся, Ахилл. А теперь сядь! — Одиссей, казалось, задумался. — Это случилось в конце осени, когда в Адрамиттии делили добычу из Лирнесса.

Он вздохнул.

— Печально видеть, как великие мужи теряют голову из-за женщины!

Я сжал подлокотники кресла, чтобы с него не вскочить, и с сочувствием посмотрел на Ахилла; его взгляд потемнел.

— Конечно, такая сильная неприязнь кому угодно ударит в голову, — с легкостью продолжал Одиссей. — Когда вы поссоритесь, никто этому не удивится.

— Из-за чего? — потребовал я ответа. — Из-за чего?

— Терпение, Агамемнон, терпение! Для начала мне нужно поподробнее остановиться на том, что произошло в Адрамиттии. Тебе был вручен особый дар как знак уважения от Второй армии. Дева Хрисеида, чей отец был верховным жрецом Аполлона Сминфея в Лирнессе. Он надел доспехи, взял в руки меч и пал в битве. Но теперь Калхант говорит, будто приметы предвещают недоброе, если девушку не вернуть под опеку троянских жрецов Аполлона. Очевидно, нам грозит гнев бога, если мы не вернем Хрисеиду.

— Это правда, Одиссей. — Я пожал плечами. — Но я сказал Калханту, что не вижу, чем еще Аполлон может нам навредить — он и так всецело на стороне троянцев. Хрисеида мне нравится, и я не намерен ее отдавать.

Одиссей прищелкнул языком:

— И все же я заметил, что Калханта раздражает твой отказ, поэтому я уверен, он наверняка снова станет уговаривать тебя отправить девушку в Трою. И чтобы ему помочь, нам нужно устроить в лагере вспышку чумы. У меня есть трава, от которой человек тяжело заболевает дней на восемь, а потом полностью выздоравливает. Впечатляет! Как только разразится чума, Калхант непременно начнет еще упорнее требовать, чтобы ты отослал Хрисеиду, мой господин. И перед лицом страшного гнева богов, наславших болезнь, ты, Агамемнон, уступишь!

— К чему все это? — вышел из себя Менелай.

— Ты очень скоро узнаешь, обещаю.

Одиссей сосредоточил все свое внимание на мне.

— Однако, мой господин, ты не какой-то царек, чтобы позволить так легко лишить себя того, что досталось тебе по праву. Ты — царь царей. Поэтому твой ущерб должен быть возмещен. Ты можешь заявить: раз девушку тебе подарила Вторая армия, то Вторая армия и должна возместить ее потерю. Вторая девушка из той же добычи была отдана — чересчур своевольно — Ахиллу. Ее зовут Брисеида. Все цари и две сотни старших вождей видели, как сильно наш царь царей хотел бы получить ее сам — больше, кстати, чем Хрисеиду. Сплетни, Агамемнон, расходятся быстро. Сегодня уже вся армия знает, что ты предпочел бы Брисеиду Хрисеиде. Однако всем известно, что Ахилл очень привязан к Брисеиде и не захочет с ней расстаться. Представьте себе, как Патрокл, горюя, ходит повсюду с вытянутым лицом.

— Одиссей, ты ходишь по самому краю пропасти, — сказал я, чтобы предупредить Ахилла.

Не обратив на меня внимания, он продолжал:

— Вы с Ахиллом поссоритесь из-за женщины, Агамемнон. По моим наблюдениям, все и вся считают ссоры из-за жен вполне допустимым явлением; в конце концов, мы должны признать, что такие ссоры — дело обычное и это послужило причиной смерти многих мужей. Если ты позволишь, Менелай, то в этот список можно включить и Елену.

— Не позволю! — гаркнул мой брат.

Одиссей моргнул. О, каким же он был негодяем! Только дай ему волю, и больше не остановишь.